Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 38

Бросается в глаза, что на оккупированной территории советские партизаны в лесах обычно жили совсем не плохо, гораздо лучше, чем подавляющее большинство крестьян в окрестных деревнях. Так, в отчете действовавшей в Октябрьском и Руденском районах Бобруйской области 225-й партизанской бригады, которой командовал Макар Пименович Бумажков, утверждалось: «Продовольственное снабжение в бригаде было организовано поотрядно. Запасы продовольствия создавались из взятых трофеев, а также путем добровольных сборов среди населения (добровольность здесь, боюсь, частенько была не больше, чем при проводимой немцами кампании по добровольной сдачи зимних вещей для нужд вермахта. – Б.С.). В связи с тем, что немцам население зоны продуктов не сдавало, оно охотно передавало излишки хлеба партизанам. Базы создавались в лесах и ставилась вооруженная охрана.

Средний дневной рацион партизан составлял: хлеба печеного 1 кг, крупы 50 г, мяса 300 г, картофель особо не нормировался. За недостатком соли население и партизаны некоторое время применяли удобрение, перерабатывая его и употребляя в пищу».

Такие же данные приводятся и в отчетах других партизанских бригад Белоруссии. Например, 27-я бригада, действовавшая в Копыльском районе Минской области, могла обеспечить своим бойцам и командирам в среднем ежедневно 1 кг хлеба, 150 г мяса, 50 г жиров, 100 г крупы и 1 кг картофеля. Раненым предоставлялось улучшенное питание – масло, молоко, яйца, мед. Кстати сказать, всего в 27-й бригаде было 206 раненых, из которых умерло 40 человек.

А вот 64-я бригада имени Чкалова, сражавшаяся в Любаньском районе Минской области, хлеба бойцам давала поменьше – 600 г, зато мяса – целых 200 г, а картофеля вообще можно было лопать, сколько влезет. Похожие цифры и по всем другим бригадам. Продовольствие добывалось как за счет добровольных и принудительных заготовок в деревнях, так и путем нападений на немецкие и полицейские гарнизоны, подсобные хозяйства и обозы. Замечу, что в последнем случае в руки партизан все равно попадал хлеб и скот тех же крестьян, только ранее изъятый у них немцами. Оказавшиеся среди партизан белорусские крестьяне много лет ни до, ни после так хорошо не ели. Для сравнения: полицейским немцы обычно отпускали в день не больше 300 г хлеба, а возможности реквизиций у них были существенно меньше, чем у партизан. Ведь в первую очередь на все реквизированные продукты претендовали немцы, а у немцев, в отличие от партизан, полицейские реквизировать что-либо могли, только если замыслили перейти на сторону партизан. Так что пребывание в партизанах в смысле продовольственного снабжения было гораздо выгоднее, чем в полицейских.

Но в тех случаях, когда немцы предпринимали широкомасштабные карательные операции и блокировали партизанские районы, или когда местное население, организовав отряды самообороны, отражало попытки партизанских групп разжиться продуктами в деревнях, партизанам приходилось голодать, есть падаль, а иной раз не брезговать и мясом своих погибших товарищей. 9 июня 1942 года начальник Политотдела Приморской армии Бочаров доносил в ГлавПУР: «Партизанские отряды, действующие в Крыму, окружены враждебным татарским населением. В результате голодают, увеличилась смертность, отмечены случаи людоедства. Армия не в состоянии обеспечить 2000 партизан продуктами и обмундированием из-за ограниченности ресурсов, транспортных самолетов, парашютов. Прошу Ваших указаний Кавказскому фронту обеспечить снабжение отрядов». В том же Крыму партизанам порой, за неимением лучшего, приходилось питаться трупами павших животных. Так, уже знакомый нам начальник II партизанского района Крыма Иван Генов весной 1942 года зафиксировал в дневнике следующий случай: «Около четырех месяцев назад была убита лошадь. Все это время она находилась под снегом и успела разложиться. Теперь голодные партизаны ее нашли и, кроме хвоста, гривы и копыт, съели все… Вот на что толкает голод!»

Но и в Белоруссии, где население было гораздо дружественнее расположено к партизанам, чем в горном Крыму, им порой приходилось несладко. Вот что писал хорошо знакомый нам комбриг полковник А.Я. Марченко о блокаде, из которой его отрядам пришлось выходить зимой и весной 1943 года: «Питались в это время в основном печеной картошкой, изредка мясом, варили в немногих уцелевших котлах (большинство пришлось бросить при отступлении. – Б.С.) суп с немолотой рожью вместо крупы. Все очень обносились. Начались оттепели, а большинство было в валенках, из которых зачастую выглядывали пальцы. В качестве обуви широко пошли в ход чуни из необработанных коровьих кож. Боеприпасы окончательно истощились».

Иногда во время подобных блокад случались трагедии, достойные пера Шекспира. Вот во время прорыва партизанских полков Демидова и Гришина из окружения в районе рек Сож и Проня в октябре 1943 года, как гласит боевое донесение, «с группой следовала тяжело раненная сестра Вайстрова Даша, которая при тяжелой обстановке лично т. Вайстровым (командиром партизанской роты. – Б.С.) была пристрелена». Только Богу известно, что чувствовали в эту минуту брат и сестра. И был ли выстрел Вайстрова актом жестокости или милосердия?

Правда, справедливости ради надо сказать, что подавляющее число партизан в голодных условиях блокады или вдали от источников продовольствия существовало лишь короткие промежутки времени. Особенно тяжелой для большинства была зима 1941/42 года, когда снабжение еще не было налажено, а также периоды проведения крупных карательных операций в соответствующих районах.

Некоторые специфические проблемы возникали в связи с присутствием в партизанских отрядах значительного числа женщин. В 1944 году Пономаренко отмечал, что к началу года среди партизан насчитывалось 26 707 женщин, или 9,3 процента от общего числа бойцов и командиров. Он особо подчеркивал, что «за проявленные мужество и героизм в борьбе с немецкими оккупантами 242 девушки-партизанки награждены медалями “Партизану Отечественной войны”». Но Пантелеймон Кондратьевич видел и массу нерешенных проблем участия женщин в партизанском движении: «…Наряду с хорошими показателями боевой и политической деятельности женской молодежи есть факты неправильного подхода к девушкам партизанкам со стороны отдельных командиров и комиссаров отрядов. В партизанской бригаде Маркова насчитывается 30 партизанок. Учебы с ними никакой нет. В боях участвуют, и то не всегда, только 9 человек. Остальные партизанки систематически работают только на кухне. Многие вышли замуж за командиров и, имея оружие, сидят в лагере. Женился на 17-летней девушке и сам Марков.

Ни командование, ни комсомольская организация с девушками не работает. Из 30 человек только 7 комсомолок и те не имеют никаких заданий.

Некоторые девушки – Лида Кузьменко, Надя и Валя Клюки и другие неоднократно просились на боевую работу, но никто не обращает на это внимания. В отряде есть женщины с детьми, которые смогли бы работать на кухне, а девушки воевать.

Девушки, которые вышли замуж, разлагают остальных.

В бригаде есть все условия (оружие и т. п.) для того, чтобы привлечь партизанок к активной борьбе против немцев.

Плохо организована политико-воспитательная работа среди партизанок бригады товарища Уткина. В бригаде 30 девушек, а комсомолок только 14. На боевые операции ходит 5–6 человек, а остальные отсиживаются в лагере.