Золото твоих глаз, небо её кудрей - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Харитонов cтр.№ 89

8

Шерстяной добежал до тарелки весь в мыле. Схватил за шкирку пилота-хорька (тот сидел на лавочке и читал местную газету), и с криком «быстра!» затащил его в тарелку.

Хорёк пытался объяснить, что аккумуляторы тарелки ещё не вполне зарядились и в полёте могут быть проблемы. Обезьяну было на это плевать. Он спасал шкуру и был очень настойчив. Так что пилот, вздыхая, сел за рычаги.

Лэсси Рерих появилась возле клумбы, неся мешочек с пятьюдесятью соверенами в качестве памятного подарка от господина губернатора лично. Она успела увидеть, как тарелка взмывает ввысь.

Госпожа Рерих не особенно огорчилась.

9

Тарелка летела ниже облаков. Пилот-сурок не торопился: аккумуляторы были заполнены всего на две трети, а зацепления над Зоной находились высоко и были нестабильны.

Шерстяной отдыхал, развалившись в кресле. Ему снова было хорошо. Он побывал на опасной территории, приобрёл ценные вещи, выпил, и после всего этого — избежал неприятностей. Оказался умнее местных, обвёл их вокруг пальца. Вот они сейчас, наверное, бесятся — а его-то уже и след простыл.

Он ещё раз с наслаждением потрогал бляху-мужу. Палец коснулся вычеканенных крыльев, прошёлся по гравированным усикам.

О том, чтобы проверить, на месте ли кошелёк, обезьян не подумал.

19 декабря 312 года о. Х. Ночь глухая.

Директория, ул. Вояжная, где-то около д. 9 (ночная аптека «Порошочек и Капелька»)

Сurrent mood: worried/обеспокоенное

Сurrent music: В. Толкунова — Я не могу иначе

— Ничего не вижу, — прохныкал кротик-эмпат и лёг прямо на мостовую, жалобно растопырив нелепые розовые лапки. — Совсем ничего… Можно мне молочка? — поднял он слепую мордочку. — С пеночкой?

— Ах тебе блядь с пеночкой? — зарычал по-волчьи следователь Тамбовский. — Может, и поебаться завернуть? Или отсосать прикажешь? Хочешь, я тебе отсосу? — он пнул кротика в бок, на первый раз несильно.

— П-пожалуйста… — застонал напуганный кротик.

— То есть да? Ты мне сцуко сказал, чтобы я тебе сосал? Что я твой вафел? Что ты меня имеешь в рот? Скобейда бля, ты же мне это сказал, уёбок! Н-на! — на этот раз сапог следака попал точно в почку. — Чё сука заныл бля! Чего сопишь, падло? Чего, а? Заныл? Заныл, падло? Чего сопишь? Так, бля? Так, бля? Так вот? Вот? Вот? Вот? Вот, бля? Вот так? Вот так? Вот так? Вот так, бля? На, бля? На, бля? На, бля? Вот? Вот? Вот? Вот? На, бля? На, сука? На, бля? На, сука? На, бля? На, сука? Заныл, бля? Заело, бля? — тут Тамбовский не выдержал, пал на колени и возрыдал, пытаясь сжать челюсти руками. Челюсти щёлкали, кусали его за пальцы, из горла вырывалось всё то же «заныл, бля» и «заело», а правая рука регулярно опускалась ниже и била самого же Тамбовского то в поддых, то в ливер.

Карабас бар Раббас, устроившийся на лавочке под фонарём, ещё немного подёргал Тамбовского за разные мышцы и отпустил. Тот последний раз лязгнул пастью и пал на мостовую.

Звякнул колокольчик. Дверь круглосуточной аптеки приоткрылась, оттуда высунулся крысиный нос аптекаря.

— Что такое? — крикнул он. — Вы чего тут делаете?

Раввин подумал, что бы такого сделать с разозлённым обывателем. Сделал самое простое — мысленно ущипнул за диафрагму. Та дёрнулась и начала сокращаться.

— Я в поли — ык! ык! — ыкцию пошлю! Ык! — крысак скрючился, хватая ртом воздух. — У нас тут рядом участ — ык! Ыг! Ых! Ыыыыы… — он ещё помаячил мордочкой секунды две, всё пытаясь самовыразиться. Потом дверь захлопнулась и снова стало тихо.

Раввин покосился на соседнее здание — педобирскую молельню. Оттуда слышалось тихое, святое пение — «кайфуем, сегодня мы с тобой кайфуем».

«Ночь, улица, фонарь, аптека» — подумал Карабас. «Бессмысленный и тусклый свет». Ему пришло в голову, что Пьеро, окажись он здесь, непременно проникся бы атмосферой времени и места. И сочинил бы какое-нибудь депрессивное стихотворение.

Тамбовский тем временем очухался и сел, тряся башкой.

— Встать, — велел Карабас. Следак вскочил и вытянулся по струнке.

— Пиздуй в участок и принеси специалисту тёплого молока. С пеночкой. От него толк есть, а от тебя никакого. Умчался мухой! — он слегка повысил голос, и Тамбовского как ветром сдуло.

Волк перешёл с бега на шаг только за углом и уныло поплёлся, думая, как же это он так влетел и за что ему от Дочки-Матери такое невезение.

Толян Тамбовский — так звали злополучного следака — себя считал ловким малым. Хотя вообще-то был обычным волчарой с района, вовремя устроившимся в полицию, чтобы безнаказанно куражиться над обывателями. У начальства он был на хорошем счету, но не настолько, чтобы поручать ему что-то сложное. На простые же дела ему хватало обычных волчачьих умений: рычанья, битья, вранья, хитрости и подлыгайства. Он успешно застроил сослуживцев и жил припеваючи.

Дело с угнанным байком, спущенное на него Люпусом, показалось ему хлопотным, но несложным. Для начала Толян встретился с терпилой, Зидой Костоевой. Та оказалась заносчивой цыпочкой лет семнадцати из адвокатской семьи. В участок она явилась со своим клювастым папашей Бекханом Костоевым, адвокатом, специализирующемся по земельным спорам. Старый стервятник работал на шиповых, так что самый неприятный вариант — что байк поимели менты — вроде как отпадал. Правда, стервь оказался нудливым и въедливым: он всё допытывался, какие действия предпринимает полиция, что известно, кого подозревают и т. п. Было прямо-таки видно, как он сочиняет в уме претензию на плохую работу полиции. При всём при том приходилось быть с этой сволочью вежливым и придерживать язык за зубами. Тамбовский это понимал и держался соответственно. Лишь разок не сдержался — сказал «ах же ёбаный ты нахуй!» — когда узнал, сколько стоил угнанный заяц. Такую кучу золота Тамбовский себе и вообразить-то не мог. Посчитав в уме, что какой-то паршивый байк стоит как сто першеронов, он пришёл к выводу, что богатенькие вкрай офонарели.

В таком настроении он принялся за поиски прикентовки — то есть знакомых предполагаемого угонщика. Дело пошло споро: первые же опрошенные рассказали, что с некоторых пор в гостинице тусуется троица странных хомосапых, один из которых байк и угнал. Администраторша — живенькая енотка с блудливыми глазками — порылась в амбарных книгах и довольно быстро всех нашла. Толик в качестве благодарности помацал её попу и отправился разбираться.