Командор Ли изучал подвеску в смотровой комнате. Я нутром чувствовала, что сейчас не самое время заводить с ним разговор. А может, я просто искала оправдания отложить бурю на потом. Я навлеку на себя гнев не только командора, но и всего ведомства. Меня назовут настырной, будут винить в том, что какая-то девчонка безрассудно разрушила жизнь инспектора, а другие тамо будут плевать мне в пиалу.
Неужели я делаю ошибку? Пожалею ли я о том, что выдала инспектора Хана? Но спросить, увы, было не у кого.
Я достала и подожгла ароматические палочки Эджон. Дым медленно закружил в воздухе. Я опустилась на землю. Сделала один поклон, второй, третий. К сотому колени уже болели, пот заливал глаза. Тишину во мрачных помещениях слуг нарушали только звуки дождя и моего дыхания.
Я не знала, кому молюсь и услышит ли кто-нибудь эти молитвы, ведь у меня не было ни алтаря, ни храма. Но я продолжала молиться. Сто поклонов, двести, триста…
На губах зародилась безмолвная молитва: «Если ты хочешь защитить инспектора Хана, делай это сейчас – другой возможности остановить меня не будет».
Позднее я лежала на полу, наблюдала за облаком благовоний и гадала, услышал ли кто-нибудь мои молитвы – и было ли кому-нибудь до них дело. Колени тряслись. Я слегка приподняла голову, и перед глазами всплыл неожиданный образ. Госпожа Кан со своим табаком.
Я, покачиваясь, поднялась на ноги. Где-то глубоко внутри я вдруг почувствовала, что она мне поможет. Пусть боги меня не замечают, но она точно выслушает.
* * *
Надев соломенную шляпу и закутавшись в соломенный плащ, я вышла наружу и повернула на север. Мокрый ветер хлестал меня по лицу. Грязь коричневыми каплями липла к серому хлопку юбки. На пути к Северному округу пришлось немного потолкаться в толпе крестьян с непокрытыми головами, но в конце концов я оказалась под крышей нужных мне ворот, в укрытии от барабанившего по шляпе дождя.
Я постучала в дверь. Подождала. Потом постучала еще дважды. Наконец дверь со скрипом отворилась и показалась бледнолицая девушка.
– Прошу личной аудиенции госпожи Кан, – выпалила я.
– Что?
Дождь заглушил мой голос, поэтому я повторила еще раз погромче:
– Прошу личной аудиенции госпожи Кан! Скажите ей, что меня зовут Соль!
Спустя какое-то время подошедший слуга провел меня через дворики к главному павильону. Служанка объявила о моем прибытии. В комнате было темно и сухо. Только сейчас я осознала, что промокла до нитки – лицо, рукава, половина юбки – все было мокрым. Под порывистым дождем скрипела бумага ханджи в окнах.
Госпожа Кан развязала мужскую шляпу и положила ее на низкий стол перед собой. Мокрые пряди на ее висках были похожи на выброшенные на берег темные водоросли. Видимо, она только-только вернулась из какой-то поездки, потому что на ней снова были мужские одежды, как в нашу первую встречу. Может, опять незаконные книги перевозила?
– Давно я тебя не видела, Соль.
– Больше месяца, госпожа, – ответила я.
– Я слышала о смерти ученого Ана.
Я нервно облизнула губы. Перед глазами встал образ утопленника.
– Его убили.
– Как думаешь, убийца тот же?
Я склонила голову. Убийца все еще был на свободе и наверняка следил за следующей жертвой, и никто не мог ответить на мои вопросы, кроме, наверное, госпожи Кан. Так что времени мяться у меня не было.
– Я знаю, что вы… – Я сглотнула ком в горле и выдавила: – Католичка.
Уголок ее губ дернулся.
– В твоих устах это слово звучит как «предательница».
– Прошу прощения, госпожа, – прошептала я. В висках стучало.
– Не пугайся. Не то чтобы это было какой-то тайной. В 1791 году в ходе облавы на католиков меня посадили в тюрьму, но вскоре выпустили. Я развелась с мужем, переехала в Ханян и основала «Еретическую труппу девственниц». Еще одна скандальная история. Как видишь, мою веру сложно удержать в тайне.
«Еретическая труппа девственниц». Я даже не осознавала, что задержала дыхание, пока госпожа Кан не сказала:
– У тебя лицо покраснело. И губы трясутся, как будто тебе есть что сказать. Что такое?
– В своем письме госпожа О выражала желание вступить в эту труппу. Выходит, вы, скорее всего, были с ней близки. Очень близки. – Я почувствовала, как закостенела спина, когда я поспешно заверила ее: – Но я никому об этом не скажу!
Госпожа Кан облокотилась на стол. Ее глаза, удивительно спокойные, были прикованы ко мне.
– Я тебе доверяю. Я не хочу никоим образом быть замешена в этом расследовании, Соль. Мне и так проблем хватает.
– Я понимаю… – я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. – Госпожа, а все католики носят подвеску с крестом?
Она достала свое ожерелье. С нитки с бусинами свисала серебряная фигурка полуобнаженного человека на кресте.
– Не все, – ответила она. – Но я ношу ее, чтобы не забывать: знания требуют перемен. Я не могу жить как прежде, когда я познала жертвенную любовь Отца нашего небесного.
– У ученого Ана такая была. Вы не знаете, госпожа, он тоже был католиком?
– Я несколько раз встречала его на католических собраниях. Порой я сомневалась, интересно ли ему в принципе наше учение и не приходит ли он сугубо из-за госпожи О, поскольку он то и дело украдкой поглядывал в ее сторону. Но однажды он ни с того ни с сего стал обращаться с ней очень холодно, а после и вовсе перестал приходить. Так что я весьма удивилась, узнав, что они с госпожой О были любовниками. Это мне было неизвестно.
Я нахмурилась, силясь собрать воедино кусочки головоломки. Может, ученый Ан использовал католичество как предлог, чтобы сблизиться с госпожой О и вернуть ее доверие? Ведь он же бросил ее на целый год. И может, тогда госпожа О рассказала ему о священнике – как тот выглядит, где прячется. А когда ученый Ан узнал, что она хочет вступить в «Еретическую труппу девственниц» и положить конец их роману, он решил раскрыть правду о ее вере и знакомстве со священником Чжоу Вэньмо.
«Это священник, – вдруг потрясла меня мысль. – Главная цель убийцы – это священник».
– Вы когда-нибудь видели священника Чжоу Вэньмо, хотя бы мельком? – спросила я.
Госпожа Кан заправила ожерелье обратно в одежды. Ее взгляд метнулся куда-то в сторону.
– Не видела. Почему ты спрашиваешь?
– Священник может прямо сейчас бродить по землям нашего королевства, и никто об этом не узнает, потому что, как поговаривают, он внешностью вылитый чосонец, одет как чосонец и говорит на чосонском языке. Полиция даже не знает, как он выглядит. Но если его поймают – скажем, инспектор Хан, – то священника тут же казнят за распространение католицизма, верно?
– Священник Чжоу Вэньмо – подданный Китая. Его убийство будет ужасным преступлением по отношению к нашему вассалу. Так что, когда его поймают, полиция вышлет его обратно в Китай.