Никогда еще Русская православная церковь не была столь “униатской” или этнически украинской, как в годы правления Хрущева. В XVIII веке большую часть Русской православной церкви возглавляли украинские епископы. Теперь украинцы также составляли большинство верующих. Казалось, никто не волновался о том, как это может отразиться на национальной политике. В конце концов, мало кто из руководства видел какое-либо будущее для церкви, в том числе и для нерусских народов, в новом коммунистическом обществе, которое строили Хрущев и его соратники.
1961 год стал кульминацией политической карьеры Хрущева. Его власть на вершине советской пирамиды казалась непоколебимой. Он имел достаточно влияния, чтобы вынести тело Сталина из мавзолея и изменить название Сталинграда на Волгоград. В апреле 1961 года Советский Союз отправил в космос Юрия Гагарина, первого в мире космонавта. Советы опередили Америку в космической гонке, и теперь никто не сомневался, что советские ракеты могут угрожать американцам и на земле. Да, ближайшие экономические планы выполнялись не без труда, засухи пагубно сказывались на сельском хозяйстве, но в общем экономика росла – причем довольно стабильно, по крайней мере на значительные 5 % в год, и будущее виделось в радужном свете.
Хрущев воспользовался случаем и на XXII съезде партии, собравшемся в октябре 1961 года, объявил о масштабной программе преобразований в советском обществе, над которой он и его приближенные работали несколько предыдущих лет. Программа завершалась потрясающим обещанием: “Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!”3 Хрущев пообещал стране и миру, что через 20 лет советское правительство завершит создание материально-технической базы коммунизма и заложит основы коммунистического общества. Согласно марксистской догме, при коммунизме исчезнут любые национальные различия. В 1929 году Сталин отказался от требования немедленного слияния национальностей, обозначив, что различия между народами при социализме должны сохраниться. Но теперь, когда социализму ничто не мешало, а до коммунизма было рукой подать, не было никаких причин поддерживать различия между советскими народами. Во всяком случае, их слияние следовало ускорить.
Новая партийная программа полностью отразила этот новый подход к национальному вопросу, хотя провозглашала свободное развитие и даже расцвет народов в СССР. С трибуны партийного съезда Хрущев объявил:
В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие характерные черты, – советский народ. Они имеют общую социалистическую Родину — СССР, общую экономическую базу – социалистическое хозяйство, общую социально-классовую структуру, общее мировоззрение – марксизм-ленинизм, общую цель – построение коммунизма, много общих черт в духовном облике, в психологии4.
Концепция советского народа сама по себе не была чем-то новым: Николай Бухарин отстаивал ее в 1930-х годах, и сам Сталин часто использовал этот термин, – но теперь ожидалось, что через несколько десятилетий советский народ поглотит все другие народы страны.
Хрущев отошел от сталинских воззрений, в рамках которых народ определялся главным образом через общий язык, культуру и территорию. Государство, экономика, класс и идеология – такими были отличительные признаки новой советской нации. Хотя партийная программа обещала защищать и развивать языки народов СССР, на деле не было никакой альтернативы созданию нового советского народа на основе русского языка и русской культуры. Программа отразила этот факт, указав не на будущее, а на сложившуюся ситуацию:
Происходящий в жизни процесс добровольного изучения, наряду с родным языком, русского языка имеет положительное значение, так как это содействует взаимному обмену опытом и приобщению каждой нации и народности к культурным достижениям всех других народов СССР и к мировой культуре. Русский язык фактически стал общим языком межнационального общения и сотрудничества всех народов СССР5.
Нечто большее, чем просто вера в наступление коммунизма и идеологический пыл, было в понимании Хрущевым концепции советского народа. Некоторые исследователи делят хрущевскую национальную политику на два периода. До 1957 года, еще не укрепив свою власть в Москве, Хрущев умиротворял республиканские элиты. Они получили больше административных и экономических свобод, чем они имели при Сталине, было разрешено создавать республиканские министерства и региональные экономические советы, что уменьшило контроль центра над принятием решений. На Украине, второй по значимости советской республике, доля промышленных предприятий, находившихся под республиканским контролем, увеличилась с 34 до 97 %. Республики получили больше простора и в проведении культурной политики. Все это помогло Хрущеву заручиться поддержкой республиканских элит в борьбе за власть в Москве. Не только его бывшие приближенные на Украине, но и верхушка других республик видели в Хрущеве “своего” человека на вершине советской иерархии.
Второй, резко отличающийся, период наступил после 1957 года, когда Хрущев уже обладал полнотой власти в Москве. Начались чистки местных элит в республиках Средней Азии, Кавказа и Прибалтики, а также принимались новые меры, нацеленные на культурную русификацию приграничных территорий. Происходило закручивание гаек после массовых протестов в Грузии в 1956 году, где звучали лозунги независимости республики. Украинская и белорусская элиты избежали чисток, но не новой русификаторской волны из Москвы. В 1958 году Верховный Совет СССР принял закон, отменявший положение, согласно которому дети из нерусских семей должны были обучаться на родном языке. Новый закон позволял родителям выбирать язык обучения, но поскольку в большинстве университетов преподавание велось на русском, высокооплачиваемая работа и карьера были открыты только для владевших русским языком, быстрая русификация советской системы образования благодаря этому закону стала практически неизбежной.
Сильнее всего от новых правил пострадали славянские республики, где легко преодолевался барьер между местными языками и русским. Особенно неблагоприятной для национальной культуры была ситуация в Белоруссии. Украина получила своего первого руководителя-украинца в 1953 году, Белоруссии пришлось ждать до 1956 года. Первым главой партии, говорившим на белорусском языке, стал Кирилл Мазуров. Но знание родного языка не принесло ему уважения в Москве. В начале 1959 года, когда Хрущев посетил Белоруссию в ознаменование сороковой годовщины образования Белорусской ССР, Мазуров выступил с речью на белорусском языке. Хрущев, прекрасно понимавший этот восточнославянский язык после многих лет работы на Украине, запротестовал. Посещая Белорусский университет, Хрущев заявил: “Чем скорее мы все будем говорить по-русски, тем быстрее построим коммунизм”6. И когда университет спустя десятилетия советской власти искал преподавателя, способного читать курс истории Белоруссии на белорусском языке, подходящего кандидата нашли с трудом.
Ни одному украинскому руководителю не ставили в вину выступления на украинском – они произносили их и в 1970-х годах, но урок был усвоен. Если в 1958 году 60 % всех книг, изданных на Украине, были на украинском, то в 1959-м – только 53 %, при этом цифры снизились в 1960-м до 49 % и в 1965-м – до 41 %. Численность изданий на украинском становилась меньше – на русском, как следствие, больше. В Белоруссии снижение публикаций на родном языке было еще более заметным: доля книжных наименований на белорусском упала с 85 % в 1950 году до 31 % в 1965-м.