Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации (c 1470 года до наших дней) - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Плохий cтр.№ 45

Появление печатных изданий и прессы на украинском и белорусском языках совпало с началом парламентского периода в истории Российской империи. На выборах в первую Думу украинские губернии империи избрали 102 депутата, и 44 из них объединились в украинский парламентский клуб, чтобы привлекать внимание в столице к украинским политическим и культурным проблемам. Белорусские депутаты попытались сделать то же самое. “Глупость заразительна, – писал один из популярнейших публицистов России, известный русский националист Михаил Меньшиков, – вслед за хохлами поговаривают о своем особом «коле» [ «круге»] в Государственной Думе и белорусы. Тоже есть, видите ли, и белорусские сепаратисты! Курам на смех… ”⁶ Белорусы не смогли создать свой клуб и, в зависимости от политической ориентации, поддерживали либо либеральную, либо русско-националистическую программу, продвигаемую другими партиями и фракциями.

Украинскую повестку в Думе формулировал главным образом Михаил Грушевский, профессор истории в университете Львова (Лемберга), ставший центральной фигурой украинского движения в австрийской Галиции. Грушевский, выпускник Киевского университета, внимательно следил за политическим и культурным развитием украинских земель, входящих в Российскую империю, и не отказывался от российского гражданства. Весной 1906 года он прибыл в Санкт-Петербург, чтобы редактировать “Украинский вестник” – рупор украинского клуба в Государственной думе. “Вестник” издавался на русском языке, что отражало не только повседневную речь большинства членов клуба, но и необходимость распространять украинские взгляды и политические цели среди русских или говоривших по-русски парламентариев и общественности. К тому времени, когда Дума собралась на первое заседание 27 апреля 1906 года, программа украинского движения, сформулированная Грушевским, расширилась от требования вести обучение в школах на украинском языке к получению Украиной территориальной автономии.

В конце XIX столетия идея украинской независимости получила поддержку в австрийской Галиции, а в начале нового века была представлена на Украине, находившейся под властью России, как программа недолговечной Украинской революционной партии. Но Грушевский и другие лидеры украинского движения считали своей политической целью не независимость, а автономию. По мнению Грушевского, потребности Украины можно было удовлетворить, перестроив империю в федерацию. Он поместил вопрос об украинской территориальной автономии в более общий контекст “освобождения России” – широкого либерального движения, которое стремилось превратить Российскую империю в конституционное государство. Для Грушевского украинский вопрос был не частью русского вопроса (в качестве политического аргумента он привел мнение Императорской Академии наук об отсутствии такого явления, как “общерусский язык”), а одним из проявлений национального вопроса, касавшегося всех нерусских народностей империи. Причем по важности этот вопрос равнялся польскому и финскому – а лидеры этих народов требовали широкой автономии внутри империи, – потому и украинский вопрос заслуживал такого же решения.

Неудивительно, что к Грушевскому и его сторонникам в Думе благожелательно относились представители других нерусских регионов империи. Так украинские депутаты присоединились к парламентскому Союзу автономистов-федералистов, в который вошли представители разных народов. Это была любопытная группа, объединившая широкий спектр политических сил от русских казаков-автономистов, которые настаивали на правах регионов независимо от национальности, до нерусских федералистов, стремившихся к федерации национальностей в рамках Российской империи. Польские депутаты, устроив собственный круг (kolo), требовали автономии для бывшего Царства Польского. Грушевский был готов последовать их примеру. Он подготовил парламентскую резолюцию об украинской автономии, но не успел ее представить – имперские власти распустили первую Думу 8 июля 1906 года, всего через 72 дня после открытия.

Царь счел идеи и действия депутатов пагубными. “Выборные от населения, вместо работы строительства законодательного, уклонились в не принадлежащую им область и обратились к расследованию действий поставленных от Нас местных властей, к указаниям Нам на несовершенства Законов Основных, изменения которых могут быть предприняты лишь Нашею Монаршею волею”⁷, – гласил манифест императора о роспуске Думы. Украинские депутаты смогли сформировать новый клуб из 47 человек в недолговечной II Думе (февраль-июнь 1907 года), где снова подняли знамя украинской автономии. Но II Дума протянула недолго – царь счел ее еще менее приемлемой, чем первую, а изменение избирательного законодательства, сопровождавшее роспуск Думы, благоприятствовало крупным помещикам и затрудняло избрание депутатов-украинофилов, которых часто поддерживали крестьяне.

В III (1907–1912) и IV (1912–1917) Думах украинских объединений уже не было. Это положило конец не только украинским автономистским планам, но и более скромным попыткам вывести украинский язык в публичную сферу. В 1908 году Дума большинством голосов отклонила предложение ввести его в систему начального образования, а в 1909-м не разрешила вести на нем судебные заседания. Украинским активистам оставалось лишь работать с другими партиями и через них – если не для продвижения своей повестки, то хотя бы для защиты достижений революционного периода. Они возлагали надежды в основном на конституционных демократов (кадетов) – партию либеральных представителей русской городской интеллигенции.

Кадеты пользовались значительной поддержкой польской и еврейской интеллигенции в западных приграничных землях. Более того, они были единственной партией, открытой для автономистских устремлений меньшинств. Партия была популярна в украинских губерниях, и многие проукраинские активисты вступили в ее ряды. Но программа партии, опубликованная в Киеве в 1905 году, не упоминала ни Украины, ни украинского вопроса. Вместо этого она декларировала право всех народов на свободное культурное самоопределение. Кадеты были готовы принять стремление к автономии поляков и финнов, но дистанцировались от аналогичных ожиданий украинцев и других народов.

В ряде полемических статей, опубликованных в 1911 и 1912 годах, Петр Струве, один из предводителей партии, сформулировал свою позицию по украинскому вопросу – и, как полагали многие, позицию всей партии. Полемика началась с ответа Струве на статью сионистского лидера, уроженца Одессы Владимира Жаботинского, раскритиковавшего отношение Струве к Российской империи как к русскому государству-нации. По словам Жаботинского, великороссы составляли всего 43 % населения страны, и Россия представляла собой не что иное, как многонациональную империю. Струве, включавший украинцев и белорусов в один народ с великороссами, не согласился: для него главную роль играла не национальность, а культура, и он считал, что нация в России еще пребывает в стадии развития – как в США и Великобритании. Русскую нацию, в представлении Струве, должна была скреплять не этническая принадлежность, а русская культура. Струве настаивал на том, что эта культура была не великорусской, а общерусской, и поэтому ее ядро составляли малороссы, белорусы и великороссы.

Украинские активисты, приветствовавшие отказ от концепции общерусского языка в “Записке” Академии наук, в видении Струве встретили новое препятствие развитию своей нации. В мае 1911 года Струве опубликовал в своем журнале “Русская мысль” письмо давнего знакомого, Богдана Кистяковского, известного украинского правоведа, который, вопреки взглядам самого Струве, отстаивал своеобразие украинского языка и культуры. В январе 1912 года Струве ответил Кистяковскому, подробно изложив свои воззрения: