Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 75

Такие истории случались и с иностранными дипломатами-разведчиками, в том числе и в самой России. Помимо посольства шведов во главе с Юстеном, в русской тюрьме Ивана Грозного по обвинению в шпионаже долго сидел польский посол Быковский. А в 1535 году посол турецкого султана Сулеймана по имени Будалы-мурза по дороге в Москву был ограблен и убит в придорожной корчме русскими «лихими людьми», по указу царя убийц нашли и выдали на казнь туркам. Так что в те времена в разведку любого правительства шли самые талантливые и смелые люди.

Сравнивать организацию той разведки под крылом дипломатии с современными образцами внешней разведки бессмысленно. Тогда это был зачастую еще хаотичный процесс сбора по возможности как можно большей информации без особого ее анализа. Поэтому, например, Иван III давал на всякий случай своему послу такое всеобъемлющее разведывательное задание: «Отписати великому князю о тамошних вестях о всех, о ординском деле, и о турском, и о волошском, и о Литве, и о королях, и о всем тамошнем деле». Выполняя такие объемные задания, первые русские разведчики метались между коллегами по делу из других стран, подкупали местных царедворцев, просто собирали слухи — в стране пребывания. Для примера, вот как описана деятельность послов-разведчиков тех лет в книге об истории старой русской разведки «Государево око»: «В октябре 1492 года посол в Крыму И.А. Лобан-Колычев доносил в Москву со ссылкой на ханского посла, вернувшегося из Литвы, о смерти польского короля и литовского великого князя Казимира, которому наследовали его сыновья. Польская корона досталась Альбрехту, а литовская корона — Александру. В том же донесении Лобан-Колычев пишет о приезде в Крым литовского посла Ивана Глинского и приводит содержание его «речей» хану. Затем в донесении подробно излагается цель приезда к Менгли-Гирею посла от молдавского воеводы Стефана» ^[19].

С точки зрения современного разведчика весь этот доклад Лобана-Колычева выглядел бы странно, масса необработанной информации, большей частью еще и с чужих непроверенных слов, но тогда именно так понималось дело разведки.

Позднее опробованная практика вербовки за деньги иноземных подданных позволила не только получать от завербованных иностранцев нужные разведке сведения, но и использовать их как агентов русского влияния в политике чужих стран, что является уже более сложной и тонкой формой ведения зарубежной разведки. В Ливонскую войну, которую Иван Грозный вел почти в одиночку с немцами, поляками и шведами, при взятии Полоцка в плен к русским войскам попал польский воевода Вильно (Вильнюса) Ян Глебович. Как выяснилось впоследствии, вскоре обменянный на русских пленных и вернувшийся в Польшу Глебович был завербован русскими и долго писал в войско Ивана тайные депеши, совсем как наши современники британец Филби или американец Эймс, долгие годы тайно работавшие на КГБ СССР. При этом своему послу на переговорах о перемирии с поляками боярину Федору Колычеву Иван Грозный приказывал не только тайно встретиться с Глебовичем, но и окольным путем проверить его лояльность России и правдивость его депеш. Глебович почти предвосхитил судьбу Кима Филби из XX века, почувствовав интерес к себе польской «контрразведки», которая, скорее всего, фильтровала всех бывших пленных, он собирался бежать в Россию, но был арестован в 1569 году. Следственная комиссия по делу Глебовича во главе с гетманом Ходкевичем предъявила шпиону каким-то образом добытый текст его присяги русскому царю с обязательством склонять верхушку шляхты к миру с Россией в качестве агента русского влияния, и запираться стало бессмысленно. Глебович покаялся, говоря о вынужденном характере принесения такой присяги в условиях плена и отрицая выдачу русским государственных тайн, король Сигизмунд в итоге своим указом помиловал воеводу. Другим, менее знатным агентам Ивана в Польше и Литве повезло меньше. Так, обиженный на нового польского короля Стефана Батория, ярого неприятеля России, литовский дворянин Остик (литовские земли тогда уже входили в Польшу) сам пробрался к русскому послу Нащокину и предложил свои услуги шпиона. Он успел дать много ценной информации, но его, как и Эймса в конце XX века в США, погубила жадность: Остик не хотел скрывать полученного за свои услуги от русских богатства, даже принял в дар от Нащокина дорогого коня, да еще на досуге поправлял свое финансовое положение изготовлением фальшивых польских монет. Вскоре арестованный поляками Остик под пытками признал свою работу на русских, да еще заявил о своем обещании Ивану Грозному через посла Нащокина «при удобном случае попробовать убить короля Стефана». Хотя это, возможно, был и самооговор, польский аналог стихийной контрразведки работал по тем же лекалам и заказам верховной власти и пользовался теми же методами дознания. В результате Остик в 1580 году был казнен в Варшаве.

И после Остика многих раскрытых агентов русской секретной дипломатии из числа иностранцев на их родине ждала быстрая казнь. Так, в годы Семилетней войны в Пруссии обезглавлен выдававший России секреты армии Фридриха Великого немецкий офицер Фербер. Обратных примеров тоже хватало — английский генерал Джеймс Кейт на службе в русской армии был агентом прусской разведки, затем бежал к пруссакам и был убит в Семилетней войне уже в чине прусского генерала.

В разведке против Польши со времен Ивана Грозного использовался и такой метод ее ведения, как ложные перебежчики. Польские хронисты времен Ливонской войны отмечали, что часть русских перебежчиков только прикрываются возможными гонениями на них на Руси, а сами перешли границу с целью дезинформации польского командования и последующего сбора данных уже в тылу противника.

Вот упоминание о таких первых российских подставных агентах или лжеперебежчиках во «Всемирной истории шпионажа»: «Сам Иван Грозный высоко ценил всякую разведывательную информацию. В сборнике «Иностранцы о древней Москве» приведено свидетельство некоего Михалона Литвина о делах того времени: У нас (в Литве) большое число московских перебежчиков, которые, разузнав наши дела, средства и обычаи, свободно возвращаются к своим, пока они у нас, тайно передают своим наши планы. Между московскими перебежчиками, которые в темные ночи убивали людей в Вильне и освобождали пленных своих земляков из темниц, был один священник, который посылал к князю своему с договоров, указов и других бумаг, тайно добытых в королевской канцелярии, копии. Хитрый этот человек (Иван IV) назначил награду возвращавшимся перебежчикам, даже пустым и бесполезным: рабу — свободу, простолюдину — дворянство, должнику — прощение долгов, злодею — отпущение вины» ^[20].

Из этого сообщения польского свидетеля можно сделать несколько занятных выводов. Не только о том, что лжеперебежчики помимо просто сбора и переправки в Московию информации занимались в Польше и Литве настоящими диверсиями и силовыми акциями по освобождению пленных русских солдат. И даже не о том, что выкрадывал у поляков секретные бумаги королевской канцелярии священник-перебежчик. Главное в этом свидетельстве — в России поощряли затем не только специально заброшенных в Польшу под видом перебежчиков, но и амнистировали тех вернувшихся, кто действительно ранее перебежал по каким-то причинам из России. Причем прощали их не только в случае доставки на родину каких-то важных сведений, но и «пустых и бесполезных» с точки зрения разведки. И поощряли не просто вернувшихся из польского плена, но и бывших предателей родины. Причем не только амнистию за побег, но и заметные льготы с наградами за возвращение в Россию (свободу, дворянство, амнистию за прошлые грехи, от которых и бежал) обещал лично царь, считаемый в нашей истории самым кровавым тираном. А спустя века размышлений о гуманизме в нашем государстве середины XX века даже возвращающиеся из немецкого плена случайно туда попавшие солдаты могли оказаться уже в наших лагерях. О сознательно же перешедших и говорить нечего. Могут возразить: Иван Грозный только обещал такие блага и амнистии, а вот исполнял ли на практике? Это другой вопрос, но при Сталине же даже не обещали ничего подобного: с «изменниками Родины» было заранее все ясно, а бывшим пленным просто адресовали двусмысленный лозунг: «Родина ждет», а с чем ждет — многие узнали только при возвращении. Но мы отвлеклись, вернемся к иоанновским временам и их стихийной разведке.