Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 6

На стыке личного мотива Ивана Грозного и новых реалий его абсолютной власти в России и родилась опричнина. Все же ее издержки и жестокости потом — исчадие сурового века (не только в России, а в мировой истории вообще) и проявления личной жестокости царя, возможно и подкрепленной некоторыми психическими отклонениями от норм нашего времени, хотя совсем уж сумасшедшим Иван Грозный явно не был, скорее жестоким и развращенным властью самодуром.

Приходилось слышать мнение многих авторитетных историков, что исторически создание опричнины вообще не оправдано, необходимости в Российском государстве в этом ордене тайного сыска тогда не было, что это исключительно инструмент для выхода личной жестокости и садизма Грозного. Что в убийстве на пиру за косой взгляд в сторону царя в личине скомороха известного боярина нет никакого элемента обеспечения госбезопасности, что бежать из-за неоконченной трапезы в подвал мучить и убивать арестованных ничего общего с делом политической безопасности не имеет и что всю эту борьбу за централизацию власти и искоренение боярской оппозиции царь-садист придумал лишь в качестве алиби своим зверствам по зову злобной души и помутненного рассудка. Хотя необходимо признать: характер определенного процесса обеспечения госбезопасности опричнина все же в себе несла, как носили характер государственной казни и многие расправы опричников. Историк Соловьев отдельно отмечал этот государственный элемент опричного террора, только дополненный элементами личной жестокости царя и опричных командиров: боярская оппозиция была, заговоры за спиной жестокого царя были, попытки новгородцев отделиться от московской власти были, идея централизации государства под властью царя в Москве была, и Грозный был ее ярым проводником. Другое дело, так ли уж не правы были новгородцы, отстаивая свою традиционную вольность и не желая идти в созданный царем Иваном такой московской «рай». Так ли уж не правы и «непрогрессивны» были бояре, сопротивлявшиеся наступавшей тирании Грозного, может, эти не самые последние на Москве тогда люди видели другим развитие страны, но пали под топором опричных репрессий. В любом случае и при любых перегибах элемента личной жестокости перед нами типичная попытка среднеевропейского монарха установить свою абсолютную власть в государстве и создать для ее защиты примитивный орган тайного сыска.

Как часто бывает в разгуле политических репрессий в каком-либо государстве, колесо это набрало ход не сразу, но, набрав его, ход этого колеса стал в своем кровавом движении очень страшным. Первые три года опричнина пробовала новое дело на зуб, процессы по политическим делам в ее застенках были еще единичным делом. Настоящее начало опричного террора в России принято датировать 1569 годом. В это время в руководители опричников выбился знаменитый «главный палач» ивановских времен Малюта Скуратов и его команда сподвижников (братья Грязные, отец и сын Басмановы, Бельский, Вяземский, Черкасский и др.). Старт массовым политическим процессам был дан процессом по обвинению в измене князя Владимира Старицкого, двоюродного брата самого царя Ивана, из него вместе с приближенными Скуратов со товарищи выбили на дыбе признания в заговоре в пользу польского короля, а затем умертвили их.

Год 1569-й можно считать отправной точкой российского тайного сыска, это фактически год его рождения, ведь в 1565 году появился только указ на бумаге, истинный террор опричников стартовал именно с дела Старицкого. Сам тайный сыск, таким образом, своим рождением намного опередил создание в России первой спецслужбы, начавшись опричным террором. В этот год произошло много событий, бывших первыми в долгой затем истории российской госбезопасности. В этот год, например, кроме дела князя Старицкого случились первые масштабные репрессии сыска против оппозиционного власти духовенства Русской православной церкви. Вступивший в полемику с Иваном Грозным митрополит Федор Колычев по требованию царя был лишен на соборе своего сана. При этом сам Успенский собор, где митрополит Филипп был лишен своей церковной власти, был оцеплен конными опричниками под началом царского любимца Алексея Басманова. Сразу после низвержения Филиппа опричники Басманова ворвались под церковные своды и схватили лишенного власти пастыря, избили его при всех и утащили в темницу, где позднее он был задушен лично пришедшим к нему в камеру Малютой Скуратовым.

В том же 1569 году впервые сыск получил поручение искать измену в армейском руководстве после военных неудач, что тоже знакомо нам и из более поздней российской истории. Скуратов лично допрашивал воеводу Нащокина, обвиненного в трусости и сдаче ливонцам города Изборска, в итоге отпущенный ливонцами из плена воевода после пыток убит опричниками — тоже довольно знакомый нам и по XX веку сюжет отечественной истории. И в том же 1569 году впервые сыск применял принцип коллективной ответственности за государственную измену: опричники вину за неудачи в Ливонской войне возложили на население целых городов, проводя массовые карательные акции в Твери, Торжке, Клину, Новгороде. А вслед за казненными опричниками «изменниками» впервые применили репрессии и к членам их семьей безо всяких дополнительных обвинений. Когда говорят, что чем период интереснее для историка, тем он для современников печальнее — к 1569 году в нашей истории это относится особенно. Для нас он отправная точка в истории российского тайного сыска, для населения Российского государства этот год был окрашен в кроваво-черные тона.

С этого года стартуют уже массовые опричные процессы и казни: дело о новгородской измене, казни в Москве на Поганой Луже, большое дело об измене в руководстве русским войском с казнью талантливого полководца Воротынского, массовое убийство польских пленных при личном участии в кровавой оргии царя, убийства для развлечения на пирах. В 1570–1572 годах опричники гуляли по стране, опустошая целые области.

В верхах власти постепенные волны репрессий уничтожили практически все окружение Ивана Грозного в первый до-опричный период его царствования. Убиты фактически все первые лица в государстве: Адашев, Оболенский, Висковатый, Вяземский, Воротынский, Старицкий, Шереметев, Яковлев. Не избежала террора и церковная элита страны: после убийства опричниками митрополита Филиппа Колычева репрессиям подвергли его родню и его сторонников в православной церкви. Ведущий воевода и военачальник царского войска князь Андрей Курбский прямо с театра военных действий в Ливонии бежал от неминуемой казни через границу в Европу, став первым в российской истории невозвращенцем такого ранга по политическим мотивам и из эмиграции обличая царя-деспота в неуемных жестокостях. В известной переписке Курбского из эмиграции с Иваном в Москве есть и немало мест, касающихся действий опричников, которых князь-эмигрант именовал «кромешниками» (людьми тьмы). В том числе и такие: «Царю, некогда светлому, от Бога прославленному, ныне же по грехам нашим огорченному адскою злобою в сердце, прокаженному в совести, тирану беспримерному, внимай! Вымышляя клевету, ты верных называешь изменниками, христиан чародеями, свет тьмою и сладкое горьким!» Царь на это отвечал пространными посланиями Курбскому, где рефреном повторяется одна главная мысль: «Бесстыдная ложь, что говоришь ты о наших мнимых жестокостях» — традиция отрицать до последнего перед заграницей внутренние жестокости сыска в России появилась с первых же лет существования первых прообразов политической полиции. Только в более поздних письмах царя Курбскому, когда правду о размахе опричных репрессий в России перед Европой скрывать было уже бессмысленно, Иван косвенно признал: «Ведаю свои беззакония, но спасет меня милосердие Божие», а затем пускался в демагогические оправдания своего террора в стране рассуждениями на библейские темы. В итоге Курбскому бессмысленные заочные прения с тираном надоели, он предрек расплату всему царскому роду и написал печально: «Засим кладу перст на уста, изумляюсь и плачу».