Числа Харона - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 19

Заремба вернулся к бару, выпил обе рюмки и мгновенно отыскал ответ на свой вопрос. Он был такой: я отдаю все свои силы делу Любы Байдиковой, потому что хочу быть таким, как Эдзё Попельский, который этому следствию посвятил бы себя полностью. Хочу быть таким, как Попельский.

Глядя на руины того, кто был его другом, он понимал, что этот ответ перестал быть правдой.

Заремба надел котелок и с тяжелым, словно набитым камнями, животом вышел из кабака, толкнув в дверях красивую черноволосую женщину.

Дома его ждали упреки жены и холодные нельсонские зразы, которые он съел быстро, несмотря на спазмы в желудке, а затем внезапно выблевал. Содрогаясь от приступов рвоты, он в минуты облегчения видел израненное лицо Попельского и себя самого — Иуду, который даже не подошел к избитому и психически искалеченному другу. Блевал всем, что успел ныне употребить, но угрызений совести извергнуть из себя не удалось.

Когда Рената Шперлинг заходила в кафе, ее толкнул какой-то человек в котелке. Она уже хотела возмутиться, но этот невежа так быстро пошел в сторону Большого театра, что все равно не услышал бы ее замечания. Девушка взглянула на вывеску кабака и, убедившись, что владельцем кафе был И. Гутман, вошла внутрь.

Появление одинокой женщины вызвало у присутствующих разную реакцию. Какой-то студент подкрутил усы и поправил галстук, другой пригладил послюненною ладонью жирные волосы, кружки пива в руках мелких торговцев зависли по пути ко рту, а шлюхи, заподозрив конкуренцию, уставились на прибывшую злобными взглядами. В кафе как раз начались танцы, и аккордеонист заиграл бодрую песню:

Несколько завсегдатаев двинулись к Ренате с намерением пригласить ее, но она обошла любителей танца и уверенным шагом направилась к мужчине, который явно не желал с ней танцевать, а наоборот, пытался спрятаться от девушки за завесой, что закрывала дверь в нужник.

Она прекрасно понимала его поведение. Он не хотел ее видеть, ее, свидетеля своего унижения. Быть покоренным в глазах женщины, бывшей ученицы, а сейчас адресата его ухаживаний, перед которой он демонстрировал собственную силу и непоколебимость — это для настоящего мужчины невероятный позор, полный отчаяния.

Все это Рената заметила в его глазах больше недели назад, когда разыскала Попельского на берегу Студеного. Ехала бричкой, лошадьми правил лакей Станислав Вьонцек, и вдруг услышала вой и увидела группу людей, окруживших большой бесформенный мешок на окровавленной простыне, которая служила крестьянам носилками для раненого Эдварда Попельского. Когда перепуганная Рената подошла к нему, тот быстро стиснул зубы и зажмурил веки, но не очень крепко, потому что из-под них заструились слезы. Тело Попельского сотрясла судорога, и он потерял сознание.

Селяне отнесли изувеченного до брички и отдали Ренате узелок с костюмом, который нашли на дереве неподалеку. Станислав Вьонцек хлестал лошадей так, что когда через час они остановились возле рогатинской больницы Сестер милосердия, с измученных животных падали клочья пены. Заведующий отделением, доктор Базилий Гиларевич, лично осмотрел пациента и позвонил во Львов перепуганной Леокадии, сообщив о серьезном избиении ее кузена. Перелом носа и синяки оказались неугрожающими. Многочисленные раны на спине промыли и продезинфицировали. Наконец вкололи противостолбнячную сыворотку.

Через восемь часов, почти под утро, в Рогатине появилась Леокадия Тхоржницкая, отругала Ренату и едва не выгнала ее из палаты, приговаривая «убирайтесь в Палестину», а затем заняла место возле кровати кузена. Девушка тихо стала в головах.

Попельский очнулся, и ему сделали укол морфия. Лежа ничком, он взглянул на Ренату снизу вверх. В его налитых кровью глазах она заметила стыд. Попельский даже не шелохнулся, когда девушка с плачем попрощалась.

Кроме неудачной попытки спрятаться, он и сейчас не отреагировал на приближение Ренаты, которая протискивалась сквозь толпу возбужденных гуляк. Стоял неподвижно, вглядываясь в жестяную рекламу пива.

Девушка подошла почти вплотную.

— Как вы себя чувствуете, пан профессор? Уже лучше?

— Хорошо, — он продолжал избегать ее взглядом.

— Давайте поговорим не среди этого шума, — Рената осмотрелась и остановила официанта, который обходил клиентов с кружками пива на подносе. — Пан старший, у вас здесь есть отдельные кабинеты?

— Есть, — буркнул официант. — Но то ґранд ^[37] коштуї.

— Ну, тогда покажите, где это!

— Но минутку, пануньцю, я только тем-вон кіндрам ^[38] с Клепарова бровару занесу!

Официант расставил кружки перед батярами с лихо повязанными шейными платками, а потом направился к кабинету, где, как знал Попельский, состоятельные посетители отмечали именины или забавлялись с барышнями.

Получив от Ренаты злотый за снятое убогое помещение, где стояли два дырявых канапе, а на стенах висели дешевые олеографии, кельнер поклонился и, нисколько не удивившись, что гости ничего не заказывают, многозначительно улыбнулся Попельскому, причмокнул и пообещал прийти лишь тогда, когда его вызовут специальным звонком.

— Как вы здесь оказались? — скривился Попельский, которому любое малейшее движение мышц лица напоминал про переломанный нос.

— Да уж не благодаря вашей кузине, — Ренатины глаза злобно сверкнули. — Она не желает со мной разговаривать. Во всем обвиняет меня. Да и справедливо, — Эдвард заметил, что Рената вот-вот заплачет, — но я на нее не сержусь… Мне все рассказал сторож из вашего дома. Что вы не выдерживаете дома, где все вас жалеют… Что ходите только в те рестораны, где есть телефон, потому что он может понадобиться… Что в этих кафешках знают, как звонить вам домой… Что когда-то вы бывали у Бомбаха, но в последнее время появляетесь только у Гутмана возле площади Голуховских. Вот, что он мне сказал…

Попельский мысленно проклинал глупую потребность рассказывать сторожу про свои привычки. Он делал так, потому что этого ожидала Леокадия, которая требовала, чтобы в кафе был телефон, потому что вдруг у Эдварда случится эпилептический приступ. Сейчас Попельский предпочел пропасть. Молчал, но больше не избегал взглядом Ренаты.

— Садитесь, пожалуйста, пан профессор, — сказала его бывшая ученица. — Не стоит опираться спиной на канапе, потому что я знаю, что вам больно… Вы можете сесть на краешек стула, вот как я…

Попельский так и сделал. Глянул на ее округлые бедра, на которых натянулось платье. «Теперь все наоборот, — думал он, — женщина за меня платит, женщина мне приказывает, где садиться и что делать… Все задом наперед. Что мне делать, чтобы привыкнуть к такому положению вещей?»