Числа Харона - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 18

— Если мы согласимся с тем, что речь идет о сатане, — Шацкер поднялся и стоя листал старое, оправленное в кожу, издание еврейской Библии, что лежало на массивной подставке, — то, очевидно, имеем дело с христианской традицией. Потому что именно в ней один ассирийский или нововавилонский царь, которого Исайя в четырнадцатой главе насмешливо назвал «бен шахар», то есть «сын утренней зарницы» или «утренняя зарница», отождествляется с сатаной. Наш пророк высмеивал этого царя, говоря: «Как упал ты с небес, о сын утренней зарницы, ясная заря, ты разбился о землю, погромщик народов!» Того же царя христианские интерпретаторы Тертуллиан и Ориген признали сатаной, сброшенным с небес в преисподнюю, то есть ад, а латинские толкователи назвали его «Люцифером», тем, что несет свет. Итак, если в вашей надписи действительно идет речь о Люцифере, я осмелюсь предположить, что его сделал христианин.

— Спасибо, — Кацнельсои поднялся со стула. — Мы найдем этого Люцифера или секту его сторонников…

* * *

— Секту поклонников дьявола? Во Львове? — комиссар Фрацишек Пирожек разразился смехом.

Бывший полицейский, который работал в Воеводском управлении, которое львовяне продолжали называть «наместничеством», в секретном Отделе общественной безопасности, хохотал, постукивая мундштуком об мраморную столешницу.

— Чего это ты, Вилюсь, прицепился к тем сатанистам, да еще и сразу по праздникам? Масонов могу тебе показать множество, но чтобы сатанистов?

Заремба разделил вилкой шварцвальдский торт и отправил в рот большой кусок. Но это не подсластило ему горьких мыслей.

Крепкий кофе и тминная водка, spécialité de la maison ^[35] кафе «Театральная», тоже не помогли.

— Может, мы доберемся до сатанистов через масонов? — Заремба сам не верил в свои слова.

— Ой, Вилюсь, тебе лишь бы шутить, — Пирожек машинально просматривал фото из фильма «Красота жизни», которые добавляли в меню. — Ты ужасно поддаешься на церковную пропаганду, мол, масоны — прислужники сатаны. Тогда как на самом деле это группа солидных бизнесменов, аристократов, у которых, возможно, не все в порядке с головой, потому что они до сих пор не выросли из детских штанишек и играют в тайных бандитов…

— Но я слыхал, будто их ритуалы похожи на сатанистские…

— Их ритуалы вызывают смех у них самих, уверяю тебя. Знаешь, что они делают во время своих обрядов перед началом заседания ложи? Преимущественно спят. Наш информатор, известный хирург, рассказывал мне, что он очень любит эти ритуалы, потому что они дают ему возможность подремать после операций в больнице…

Заремба допил кофе и поднялся, оставляя, вопреки своей страсти к сладкому, недоеденный кусок торта. В желудке чувствовал неприятную тяжесть. Протянул руку Пирожеку и надел котелок.

— Спасибо тебе, Франек, — произнес он, глотая слюну, — что ты согласился неофициально поговорить со мной и обошлось без служебных формальностей. Чем меньше людей знает об этом деле, тем лучше…

— Послушай, Вилюсь, — Пирожек стал серьезнее, — я тебе кое-что скажу напоследок. Я не утверждаю, что у нас нет сатанистов. Но даже когда они есть, то конспирируются так, что наши информаторы не имеют никаких шансов к ним приблизиться, а не то, чтобы присутствовать на их обрядах. Расскажу тебе, что я услышал в Варшаве на курсах в Специальном отделе. Два года назад одна молодая проститутка, почти ребенок, сошла с ума. В минуты, когда к ней возвращался рассудок, девушка утверждала, что ее заставляли разные ужасы, например, кушать вареных младенцев… Она указала на дом некоего полковника, где все якобы происходило. Возникли определенные подозрения, слуги подтверждали, что у жены офицера стоял в спальне перевернутый крест, что по ночам в гостиной пели на латыни… Как ты догадываешься, следствие быстренько закрыло дело уважаемого полковника, а его самого вскоре отправили в какую-то дипломатическую миссию. Это единственное известное мне дело о сатанистах в Польше…

— А не знаешь, кто вел это варшавское следствие?

— Знаю, но тебе не скажу, — виновато улыбнулся Пирожек. — Мне еще нужно дотянуть до пенсии… Обидно, но сейчас тебе остается узнавать все только официальным путем…

— Я бы сказал, что этот путь никуда не приведет, — ответил Заремба.

Выйдя из кофейни, аспирант постоял на улице Скарбковской, задумчиво разглядывая людей, стоявших в очереди к кассе кинотеатра «Лев», который находился в том же доме, что и «Театральная».

Он не мог понять, почему занимается этим делом настолько, что посвящает ей свое внерабочее время. В это время он должен быть дома и потреблять на ужин свои любимые нельсонские зразы, а не бродить по кофейням, напихивая живот пирожными и хлебая кофе, о котором крупнейшие медицинские светила говорят, что он вреден. «Уже и живот разболелся, — думал он, — и нет аппетита ужинать с семьей. Почему я не могу понять, что это дело такое же, как и любое другое, и над ним надо работать не больше, чем восемь часов в сутки, а если оно зайдет в тупик, то на мне это не отразится, максимум Грабовский прочитает нотацию Коцовскому?! И несмотря на все это, оно меня так беспокоит. Какого черта?!»

Решил, что ответ на этот вопрос будет легче найти после рюмки охлажденной водки.

Направился в сторону Большого театра, убеждая себя, что это повысит ему аппетит и хорошо повлияет на едва ощутимую тошноту, которую он чувствовал. Кроме того, жена все равно его будет ругать, потому что он уже опоздал на семейный ужин по крайней мере на полчаса.

Возле площади Голуховских Заремба зашел в кафе Гутмана. Это был такой же дрянной кабак, как и расположенная поблизости забегаловка Бомбаха, воспетая львовскими батярами. Облокотился на стойку и заказал сотку водки, кусок черного хлеба со шкварками и соленый огурец. Получив заказанное, он обернулся к посетителям, что заполняли зал. За шаткими столиками сидели нищие студенты, мелкие коммивояжеры, извозчики и карманные воришки. Первые спорили о политике над стаканами некрепкого чая, остальные пили пиво или улаживали свои темные дела. Один мужчина, что стоял в противоположном углу зала, резко выделялся среди других. Он не принадлежал ни к одной из этих групп: ни с кем не разговаривал, ничего не пил и, вместо того чтобы сидеть, стоял, не обращая внимания на заигрывания густо накрашенной проститутки. Он тупо смотрел на жестяную вывеску с рекламой о том, что «Окоцимское мартовское пиво имеет несравненный вкус и помогает вернуть силы и здоровье». Все обходили его издалека, даже навязчивые обычно официанты не трогали странного клиента, настолько жуткое впечатление производили его вспухший нос и синяки на лице, которые он тщетно пытался скрыть за темными очками с треснувшими стеклами.

В отличие от других, Заремба не только не обошел его, а наоборот, угрюмо двинулся к нему, неся в руках две пятидесятки водки и тарелочку с неприхотливой закуской. Чем ближе он подходил, тем сильнее его сдерживала какая-то сила. Этот человек, некогда такой элегантный, выглядел сейчас, как последний бродяга: покрытые царапинами щеки, грязные ногти, словно руками тот вымешивал сечку для скота, и глуповатая усмешка, которая напоминала Зарембе известного львовского вар’ята ^[36], который во время концертов в парке всегда становился рядом с капельмейстером и дирижировал оркестром. Из уст этого мужчины две недели назад слетали сложные научные термины, а сейчас — вульгарные проклятия. Тогда он обращался к студентам, а сейчас отборной бранью облагал дешевую проститутку.