Если бы Бекки попыталась догнать ее, электронный браслет зафиксировал бы нарушение.
Если бы захотела окликнуть, то было уже поздно.
Глава 33
Чикаго Здание Федерального суда имени Дирксена
2014
Появился судья, и переполненный зал загудел в предвкушении. Позади Бекки толпились сотни людей, и хотя она заставила себя не оборачиваться, она чувствовала их присутствие у себя за спиной. Как яростно бушующее пламя. Столько знакомых лиц, столько голосов, которые она узнала бы, если бы захотела вглядеться или вслушаться.
Судья Мерида, латиноамериканец, мужчина около шестидесяти. Очки сдвинуты на макушку. Обращается к ее адвокатам и к прокурорам (все они мужчины), обсуждает с ними ходатайства и возражения, доказательства, уведомления о намерениях. Бекки сосредоточилась на том, чтобы дышать ровно. Она не сломается. Пусть все идет как идет.
Однако непроизвольно сжала руки, лежащие на коленях, в кулаки.
Обвинение вызывало свидетелей для дачи показаний. Агенты ФБР рассказывали, как она это делала — запускала в оплату фальшивые счета; называли суммы, от которых сидящие в зале просто ахали: например, в период с апреля по июль 2011 года обвиняемая «изготовила тридцать два счета на общую сумму три миллиона девятьсот четырнадцать тысяч… как вы можете видеть, из них только шестьдесят девять тысяч пошли на оплату городских счетов». Служащий компании по ремонту городских объектов Донни Киррен (он успел широко улыбнуться Бекки, прежде чем отвел взгляд) подтвердил, что городской бассейн не работал три года, что она отказывала в средствах на содержание детских площадок, обрезку деревьев у реки и ремонт дорожек кладбища. Члены городского совета выходили один за другим и давали показания, подтверждающие ее преступление. Библиотекарша со слезами на глазах сообщила, насколько меньше детей и пожилых людей они приняли из-за сокращения часов работы. Дошла очередь и до Ингрид; она говорила ровным голосом и ни разу не взглянула на Бекки. Бекки сидела неподвижно и смотрела на каждого свидетеля, не отводя взгляд. Хотя в горле пересохло, она старалась не сглатывать слишком часто.
Те, кто жаждал крови, испытали настоящее разочарование: стало ясно, что мэр Кен Бреннан не появится. Когда один из обвинителей начал записывать в протокол заявление Кена, по залу прокатился гул, и судье пришлось призвать всех к порядку. Бекки знала, что они думают о Кене: ему стыдно показаться здесь, он замешан, точно. Все эти годы он просто-напросто вручал ей ключ от кассы.
После ее ареста Кен остался мэром, но только номинально. Газеты разносили его как могли. Ему предъявили обвинение, затем сняли. В мае городской совет единогласно проголосовал за возвращение к комиссионной форме управления Пирсоном. В конце года истек срок полномочий Кена, и он ушел с поста. Из новостей Бекки узнала (еще когда была под домашним арестом и носила электронный браслет), что он выставил свой дом на продажу и перевез детей в Рокфорд, где жила его сестра. Куда делась Мэри Бреннан, не сообщалось.
Все эти бессонные месяцы Бекки ждала от него весточки. Кен не писал. Сидя в зале суда, она поняла, что даже в каком-то смысле надеялась увидеть его сегодня. Однако суду лишь зачитали его заявление — унылое, пресное: он осуждает ее поступок и гордится тем, что Пирсон выстоял. Написано словно и не Кеном. Он никогда так с ней не разговаривал.
Прокурор закончил обвинительную речь. Единственным человеком, согласившимся выступить со стороны Бекки — из сотен людей, кого пытались убедить ее адвокаты (по крайней мере, так они ей сказали), — была Трейси Монктон, хотя она тоже отказалась присутствовать лично. Прислала видео.
Зал зашептался, загудел. За последние десять лет Трейси Монктон стала известным режиссером и сняла несколько фильмов, которые присутствующие если не видели, то по крайней мере о них слышали. Авторское кино с именитыми актерами; один из фильмов получил престижную награду во Франции.
«Меня зовут Трейси Монктон. Я художник и кинорежиссер. Я понимаю, что для участия в слушаниях мне не нужно приносить присягу. Я подготовила заявление и хочу его зачитать».
Трейси надела очки, сдвинула их на нос и взяла в руки лист бумаги. В кадре прекрасно было видно ее фигуру: худая, длинноногая, в свободном черном жакете поверх черной блузки. Из строгого облика выбивались только волосы: по плечам в беспорядке рассыпались длинные светлые пряди.
«Мальчик с флагом», первая версия, — прочитала она вслух. — «Мальчик с флагом», вторая версия. «Эмили на кухне», издание фотографий. «Озеро Героя», оттиск с гравюры. «Рассказы Мика», издание фотографий. «Уйти в подполье», фильм. «Уйти в подполье», инсталляция».
Прошло несколько минут. Трейси читала заголовки — десять, двадцать, пятьдесят… наверное, больше пятидесяти. Без описания, только название и жанр.
Адвокаты Бекки переглянулись. Обвинители наклонились друг к другу и переговаривались шепотом. Судья Мерида слегка нахмурился, глядя на монитор. Только Бекки все поняла: Трейси перечисляла свои работы, сделанные в те годы, когда Бекки ее поддерживала. Многие Бекки знала, некоторые были в ее коллекции. А также в музеях и коллекциях по всему миру.
Трейси Монктон замолчала, несколько раз моргнула, глядя на листок бумаги в руке.
«Я решила зачитать этот список вместо того, что меня просили подготовить, то есть вместо обычного заявления. Вместо рассказа о давнем деловом соглашении, которое было для меня важнее, чем я могу объяснить в данных обстоятельствах. Вместо того, чтобы выразить благодарность мисс Фаруэлл за ее поддержку, и вместо моих сомнений по поводу этого. Я надеюсь, список будет полезен мисс Фаруэлл».
Трейси подняла голову, и Бекки смотрела, как взгляд художницы скользит по экрану, не видя ее. Быстрым движением Трейси сняла очки для чтения.
«Спасибо, что включили мое заявление в судебное разбирательство».
Трейси кивнула кому-то за кадром, и экран погас.
Бекки ощутила теплое покалывание в кончиках пальцев. Приятное чувство, впервые за весь день. Она пыталась удержать эту внутреннюю силу, старалась не слышать адвокатов и судью. Какая разница, что они скажут.
— У защиты еще свидетели есть?
— Нет, ваша честь. Разрешите выступить мисс Фаруэлл.
Бекки поднялась на трибуну; ей пришлось повернуться лицом к залу — первый раз с начала процесса. Пытаясь поправить блузку, провела по ней рукой, и собственные пальцы показались ей толстыми и неуклюжими. Опустила глаза и вдруг разглядела — рисунок на ткани состоял из множества крошечных уточек. Или, может быть, гагар. Сотни маленьких черных птиц плыли вниз по груди и животу. Странно, ей всегда казалось, что это абстракция.
Зачем она откладывает неизбежное, зачем глядит на тех, кто пришел собственными глазами увидеть, как ее отправят в тюрьму. Она чувствовала всю силу их общей ненависти, и чем дольше смотрела в зал, тем быстрее улетучивалось ее самообладание.
— Можете говорить, мисс Фаруэлл, — кивнул судья Мерида.