— Послушай, Кен… — Бекки встала, но у нее закружилась голова, и ей пришлось опереться о стол. — Черт…
— Ты… — Кен кинулся к ней.
— Ничего-ничего, все нормально. — Бекки отмахнулась от него. — Я просто хотела сказать…
— Береги себя, Бекки, — тихо произнес Кен. — Тебе нельзя переутомляться.
И ушел.
29 ноября 2012 года. На автостоянке за зданием мэрии стояла желто-коричневая «тойота» с номерами Иллинойса; она сразу привлекла внимание Бекки — припаркована косо, двигатель не выключен. Сама она только что вернулась из Чикаго; ночевала в ужасном отеле «Хилтон», а утром у нее была встреча с немецким галеристом, пожелавшим приобрести одну из картин коллекции Бекки, которую она и вручила ему лично. Совершенно неожиданно он согласился продать ей три новых холста Люка Туйсмана, которые привез для частного показа. Бекки раньше не интересовалась Туйсманом, пока не увидела его работы вживую и не подержала их в руках. Две большие картины лежали в багажнике, а рисунок без рамки — в кожаной сумке на переднем пассажирском сиденье.
В незнакомой «тойоте» сидели две женщины. Бекки отметила, как внимательно они посмотрели на нее. Выключила двигатель, вышла из машины — они сделали то же самое. И, соблюдая небольшую дистанцию, двинулись за ней. Подождали, пока она, придерживая коробки с праздничными кексами, откроет заднюю дверь. У Падмы Беди родилась двойня, и по этому поводу в офисе намечалась вечеринка.
Женщины молча поднимались по лестнице следом за Бекки. Она не стала оглядываться, просто чувствовала — вот они входят в длинный коридор, приближаются к ее кабинету. Дверь открыта, секретарши не видно. Бекки все еще не оглядывалась, хотя уже поняла.
Все произошло очень быстро. В кабинете толпа: фэбээровцы в форме и в штатском, полицейские. У Бекки забрали коробки с кексами, обыскали — кто-то провел руками по ее плечам, по спине и бедрам. Диван отодвинули от стены, сиденье подняли; книжные шкафы опустели, ящики стола были сломаны. Она возмутилась — не обыском, конечно, а тем, как его проводят. Неужели нельзя делать все тщательно и аккуратно? Ничего не ломать и не портить?
Наступил момент, которого она так боялась; боялась и представляла себе на протяжении почти тридцати лет: «Ребекка Фаруэлл, это ордер на ваш арест по обвинению в мошенничестве. Вы имеете право хранить молчание. Вы имеете право…»
— Я сама прочитаю. — Бекки перебила мужчину, он, видимо, был здесь главным. Коротко стриженные седые волосы, расстегнутый пиджак. — Можно?.. Я хочу сама.
Ей освободили руки, она взяла документ. Все замолчали. Бекки пробежала глазами текст на правительственном бланке, остановила взгляд на тисненой печати. Слова расплывались перед глазами. Она отчаянно пыталась собраться, выровнять дыхание… кровь стучала в висках, пульсировала в горле.
— Да. — Она вернула ордер седоволосому. — Продолжайте.
Бекки представляла себе, что сейчас творится в коридоре: помощники, секретари, бухгалтеры, все просто ошарашены.
Как это вышло? Что ее выдало, что и когда она сделала не так?
Позже Бекки обо всем узнала. При визите к гинекологу выяснилось, что месячные у нее неустойчивые и часто отсутствуют. Он назначил анализ, биопсию матки. Обычная процедура, но у Бекки открылось сильное кровотечение, и она два дня не вставала с постели. В офис сообщать не стала — никого не касается. Однако она не попросила помощника привезти ей почту; понадеялась, что хватит сил съездить забрать ее самой. Сначала проспала, потом решила, что съездит позже, и в конце концов подумала — можно, наверное, пропустить это дело, один-то раз.
В момент ее ареста Кен находился дома. В прихожей стояли два сотрудника ФБР и разговаривали по телефону, еще двое сидели в машине, припаркованной на участке.
Кен сидел на кухне. Мэри с детьми уехала к сестре в Сент-Луис. Ей хотелось, чтобы близнецы как можно дольше побыли в спокойной обстановке, прежде чем город узнает новости.
Две с лишним недели назад в кабинет Кена постучала Розалинда Макинтери из бухгалтерии: обеспокоенная, неуверенная. Он выслушал ее, предчувствуя недоброе. В тот день Роз позвонил ее помощник, а ему — стажер по имени Тревор, очень старательный паренек. Последние несколько дней Тревор работал на этаже Бекки; принимал телефонные звонки, регистрировал документы и отвечал на письма. Он и поднял трубку, когда позвонил почтальон и сообщил, что мисс Фаруэлл два дня не забирает почту.
— Ладно, — ответил Тревор. — Я заберу.
Отнес две пластиковые коробки в мэрию, открыл их и начал разбирать. Разложил все на старом столе миссис Флетчер, вскрыл конверты, вынул счета и письма, сложил их аккуратными стопками. Мама всегда говорила ему: «Будь нужным». Тревор рассортировал почту по отделам и большую часть разнес. Почти все.
Только вот с банковскими выписками не разобрался. С некоторыми все было ясно, но что, например, с этим счетом «Кэпитал девелопмент»? Положить его в стопку со всеми остальными или на стол мисс Фаруэлл? «Ей на стол», — подумал он. Хотя лучше, наверное, с кем-нибудь посоветоваться.
И Тревор попросил помощника бухгалтера взглянуть. Та обратилась к начальнице. Начальница пришла и забрала еще несколько выписок посмотреть повнимательнее (разворошила мои аккуратные стопки, подумал Тревор).
Кен не выходил из офиса почти до трех утра. В восемь часов, в компании двух адвокатов, позвонил в полицию. К тому времени, как Бекки, отлежавшись, вернулась в офис, ФБР уже возбудило дело. В течение следующих семнадцати дней они отслеживали каждое ее движение, прослушивали телефон, шаг за шагом вскрывали финансовую схему. И все это время Кен вынужден был улыбаться, шутить, общаться со всеми как ни в чем не бывало, проводить совещания. Не подавать вида.
Громко щелкнуло реле старого холодильника, он загудел, задребезжал, зашипел. И так каждые пять или десять минут. Кен слушал все это, не в силах пошевелиться, не решаясь спросить фэбээровцев, когда же они закончат.
Две с лишним недели он повторял следователям одно и то же: я все сделаю (хотя, конечно же, у него не было выбора).
Я сделаю все, что скажете. Прошу об одном — я просто не могу находиться там, когда это произойдет.
Да, Бекки Фаруэлл разрушила его карьеру и, скорее всего, разрушила бы его семью, но, сидя за кухонным столом, Кен Бреннан думал об одном: прямо сейчас он предает ее.
Бекки поняла, что Кена там нет, и ей тяжело было бы видеть его среди ФБР и полиции, толпившихся в офисе. Она чувствовала, что его нет рядом, даже когда приходилось произносить его имя. «Он бы не выдержал этого», — подумала она, поглядев на свои наручники.
Все кончено. Поймана. Мурашки по спине.
Может быть, у нее есть еще немного времени? Хотя бы несколько минут?
— Мне нужно в туалет. — Бекки произнесла это вежливо, четко и шагнула вперед. Никто не обратил на нее внимания.
— Простите. — Бекки повернулась, обращаясь к женщине-агенту, державшей ее за руки. — Мне нужно выйти.