На следующий день, перед тем как отправиться в аэропорт Ла-Гуардиа, Бекки сделала еще кое-что: доехала до маленькой студии Трейси Монктон на западной стороне Манхэттена. Внимательно осмотрела все работы Трейси, давние и свежие. В студии было еще несколько человек, но они больше внимания уделяли вину и сыру. Бекки не смущало, что те, с кем Трейси делила помещение, рисовали заурядные пейзажи и что сама Трейси одета в отчаянно-печальном стиле загородной домохозяйки: туфли-лодочки, серебристые чулки, бирюзовый акриловый джемпер. Бекки изучила ее портфолио, с лупой в руках слайд за слайдом пролистала каталоги. Приказала себе забыть про Мака и подробно расспросила Трейси: сколько она тратит на аренду, лабораторию, пленки.
В конце визита Бекки озвучила свое предложение. Она слышала о подобных схемах, однако никогда не думала, что сама когда-нибудь так поступит. Через несколько минут они с Трейси пожали друг другу руки и заключили сделку, по которой Бекки (Риба) будет платить тысячу долларов в месяц на накладные расходы (включая услуги няни — Трейси настаивала, что это десять долларов в час; по мнению Бекки — грабеж) в обмен на преимущественное право купить любую новую работу с пятидесятипроцентной скидкой. Когда Бекки спускалась вниз по лестнице с чемоданом (где лежал драгоценный рисунок Кэссетт), она услышала ликующий вопль Трейси Монктон.
Бекки успела на рейс в последнюю минуту. Сидя в самолете, она обдумывала главный итог поездки — соглашение с Трейси Монктон. И будущее приобретало какие-то более определенные очертания; Бекки перестала волноваться. Смотрела в окно; стрелка Лонг-Айленда быстро пропала из виду. Под легкое гудение кондиционера Бекки мысленно представляла себе суммы — все, что нужно вернуть мэрии; цифры плыли прямо поверх сероватых облаков, четко выделяясь на их фоне. Теперь еще дополнительно тысяча долларов в месяц. Плюс аренда, оплата машины, невероятно высокие, но необходимые расходы на развлечения и куча всяких сборов, связанных с покупкой картин. Бекки кончиком пальца написала итог на стекле иллюминатора.
Допустим, она продаст все, что у нее есть. В самом лучшем случае это даст ей лишь минимальную подушку безопасности здесь, в Нью-Йорке. А дальше? Ходить в галереи, не покупая и не продавая… потом ее просто перестанут приглашать, и конец всем возможностям. А жить где, в Квинсе?
Бекки покачала головой и прижала к груди рисунок Кэссетт. Цифры не лгут. Нью-Йорк исключается. Даже если прошлые дела не выплывут наружу, где еще ей брать деньги на свою коллекцию, поддерживать ее? Нет, придется вернуться в Пирсон.
Глава 11
Пирсон
1989
Свадебная фотография: Хэнк Фаруэлл стоит неестественно прямо, грудь впереди подбородка; Джин Дор рядом с ним выглядит гораздо непринужденнее; в руках у нее букет невесты. Справа волосы заправлены за ухо; возможно, случайность, ведь фото официальное, но Бекки всегда нравилась эта деталь. Жаль, что фотография не цветная, — хотелось бы знать, какой у мамы был цвет волос в возрасте двадцати лет, и сравнить его со своим собственным почти в двадцать пять.
Именно этот снимок Хэнк вставил в рамку, хотя в старом альбоме хранилось еще около десятка других фото с их скромной свадьбы в 1959 году в церкви в соседнем Диксоне, где выросла Джин. В детстве Бекки часто листала твердые картонные страницы, пытаясь понять, какой была мама. Натянутые улыбки, стандартные позы — что тут поймешь.
Хэнк говорил — сразу видно, какие фотографии сделаны до службы в церкви, а какие после.
«Сперва я такой бледный — как привидение. А вот здесь — уже все состоялось, и у меня нормальное лицо».
Бекки не замечала разницы. У новоиспеченной миссис Джин Фаруэлл на всех фотографиях одинаковая улыбка. И только на этой, в рамке, мама заправила волосы за ухо безотчетным девичьим жестом. И снимок теперь стоял у Бекки дома на комоде — в Пирсоне, не в чикагской квартире.
Прием по случаю свадьбы Ингрид с Дэйвом Эско назначили на утро одного из воскресений октября. «Она сказала «ДА»!» — такая надпись красовалась на глазури под грудастым изображением Ингрид на торте для мальчишника.
В разгар праздника Ингрид уже в который раз умоляюще посмотрела на Бекки.
Они вдвоем втиснулись в одну из кабинок дамской комнаты банкетного зала «Янтарные ворота» на Тимбер-Крик-роуд. Бекки держала кринолин Ингрид и скользкий атласный подол ее платья, закрыв глаза, как того требовала подруга.
— Не смотри, — сердито говорила Ингрид. — Не на что любоваться.
— Осмотр потом пройдешь, — пробормотала Бекки.
— Заткнись! Что я могу сделать! Нашла над чем смеяться!
— Ладно, ладно, я просто пошутила.
Обе замолчали. Было слышно, как за стеной в холле переговариваются двое; один голос хриплый, другой басовитый.
— Когда говорят «утреннее недомогание», звучит так мягко, даже изящно, — пожаловалась Ингрид. — Врач сказал: иногда бывает рвота. И больше ничего! А у меня — диарея. Ужас!
— Ну… — Все это Бекки уже слышала. Третий поход в туалет после службы в церкви. Ингрид утверждала: никто не знает, почему они так внезапно решили пожениться, хотя родители рады сэкономить деньги (всего лишь утренний прием, а не три дня празднеств), поэтому Бекки не стала говорить, что другие подружки невесты сразу же все поняли.
— Дэйва красиво подстригли, правда? Мне нравится, когда сзади длинно.
— Конечно.
— Представляешь, моя тетя всячески избегала маму и вчера, и позавчера. Мы им сказали — обеим придется произнести тост под шампанское. Я же не виновата, что они такие разные. Надеюсь, тетя Кристи помолится за нас. — Ингрид попыталась пригладить прическу.
Бекки открыла глаза, поправила на голове подруги обруч с шелковыми цветами.
— Отлично. Можно идти.
Ингрид встала, и они вдвоем начали расправлять эластичный корсет по ее бедрам и животу. Снова затянутая в платье, Ингрид произнесла:
— Пойдем. Наверное, мэр Кен уже послал за тобой поисковую группу. Слушай, а его жену, случайно, не Барби зовут? Нет, кажется, Мэри. Жаль. Такой красавчик… Тогда он у меня будет Кен-Манекен. О-ох.
Обруч снова съехал набок, Бекки пришлось поправить его еще раз.
— Извини. Что?
— Он за тобой ходит, как потерянный щенок. «Ах, Бекки, какой мне дом купить? Ах, Бекки, какие мне брюки надеть? Да, вон сидит моя жена, а дома двое близнецов, но это неважно».
— Ты сама их пригласила.
— Я не думала, что они и впрямь придут! Господи, как будто мне мало волнений — вдруг кто из родственников скажет что-нибудь обидное для новоиспеченного мэра Кена Бреннана. Брена Кеннана! — Ингрид мыла руки и заходилась от смеха. Бекки знала — она пила не только розовое шампанское «для тостов». Подруги встретились глазами в зеркале.
— «Он был похож на страну, в которой жил», — произнесла Ингрид. О, конечно, это один из их любимых фильмов. — Давай, ты же знаешь, как там дальше.