Голос звучал до того обреченно, что я не нашлась, что ответить. А она, утерев нос платком с той же буквой «Н» на уголке, продолжила:
— Я думаю, вы хороший человек, – решила она отчего-то, чем поставила меня в тупик окончательно. – И защищаете его, потому как действительно не знаете, какое чудовище ваш муж. Бегите от него, милочка. Бегите, пока не поздно.
— Вы все же обознались… вы говорите о каком-то другом Евгении Ивановиче… не об Ильицком…
— Это вы обознались, когда выходили замуж за этого человека, - спокойно возразила она. – Думаете, он сейчас в Университете? Ошибаетесь. Я искала его там, но мне ответили, что его нет. И не было. Ни сегодня, ни вчера.
Она нашла мой растерянный взгляд и еще пожалела меня:
— Так вы и правда были о нем лучшего мнения? Знаете, я, пожалуй, не стану больше ходить сюда. Я с самого начала догадывалась, что затея моя обречена на провал. А вы и так все выясните, ежели захотите. Прощайте. Извозчик!..
Она вскинула руку, желая остановить проезжавший мимо экипаж – легко вскочила внутрь, захлопнула дверцу и даже не оглянулась ни разу. Я же осталась в еще большей растерянности, чем вчера.
Миллион мыслей роились в голове, но важнее всех сейчас была одна – не упустить незнакомку из виду. У нашей парадной уже столпились трое женщин, пришедших, очевидно, по объявлению; я не предупредила, что уезжаю, и даже шляпку с перчатками на успела захватить, но, не думая о последствиях, бежала сейчас через дорогу, заприметив свободную коляску.
— За тем экипажем, немедля! Не упусти его, голубчик, прошу!
— Полтину пожал-те, сударыня, - хитро прищурился извозчик, но хоть вопросов задавать не стал.
— Будет, будет тебе полтина, не упусти только!
Извозчик, довольный, тронулся. Цену он задрал будь здоров – ну, да Бог с ним. Правда, я и ридикюль не захватила тоже, но в карманах накидки точно было немного мелочи.
Я слегка успокоилась, увидев, что экипаж незнакомки увяз в дорожном потоке на Невском. Мы могли теперь пропустить вперед две-три коляски, чтобы преследование не казалось слишком явным, и спокойно держаться позади.
Лишь бы теперь она не свернула в узкий проезд меж домами, - молилась я молча, - ибо там мы ее точно упустим.
Но вероятность того была мизерной – право, не шпионка ведь она какая в самом-то деле, чтобы следы путать!
Экипаж, не пытаясь добавить скорости или оторваться, спокойно добрался до начала Невского проспекта и свернул вправо. А у самой Дворцовой площади незнакомка, к немалому моему удивлению, расплатилась с извозчиком и… вышла. Я того же делать не спешила. Заплатила своему кучеру пятьдесят копеек, лишь бы молчал, и с замиранием души следила, как незнакомка потерянно бредет по пустынной площади. Слева здесь блестел начищенными окнами изящный Зимний, и мне тотчас подурнело при мысли, что незнакомка вот так запросто войдет туда. Что я стану делать, ежели так случится? Я ведь ровным счетом ничего о ней не знаю…
Справа же, под триумфальной аркой, посвященной Отечественной войне 1812 года, притаился вход в здание Главного штаба… и мне подурнело еще больше, потому как вдруг показалось, будто девица направляется именно туда. Я даже покрыла голову капюшоном накидки и наклонила лицо, ибо мой родной дядюшка, граф Шувалов, имел столь высокую должность, что вполне мог бы сидеть в одном из кабинетов этого здания и любоваться сейчас на меня в окно.
Но нет… Шагов за десять до арки, незнакомка остановилась как вкопанная. Потом попятилась, и вид у нее стал такой, будто она заблудилась. Очередной порыв ветра налетел на нее тогда, закружил юбку, сорвал с лица вуаль и, казалось, подуй он чуть сильнее, вовсе сбил бы хрупкую ее фигуру с ног. Она сжалась, становясь совсем маленькой и потерянной на этой огромной площади.
Будто пьяная, пошатываясь и спотыкаясь, она брела через площадь дальше. А у подножия Александровской колонны задрала вверх голову и долго так стояла, о чем-то размышляя. Я даже притомилась ждать. И тогда впервые подумала, что, может, она просто сумасшедшая? Еще сильнее я стала это подозревать, когда незнакомка резко, будто ужаленная, сорвалась с места и пересекла остаток площади почти бегом. Там, на Миллионной, она снова взяла экипаж, и нам пришлось поторапливаться, дабы ее не упустить.
Но на сей раз все было просто. Я даже не поверила сперва, что моя задумка – узнать, где живет сия таинственная дама – осуществилась столь легко. Экипаж остановился у роскошной парадной одного из особняков на той же Миллионной. Незнакомка обыденно сошла на тротуар, опершись на руку подскочившего к ней швейцара. И проскользнула в открытые им же двери.
Вот так номер… неужто она живет здесь?[5]
Мой извозчик остановился чуть поодаль. Пришлось выгрести из карманов последнюю мелочь, дабы расплатиться за все простои, а после, снова надев капюшон, я тоже покинула коляску. Рассеянно оглядела дом. Да, это не наш доходный домишко на Малой Морской… здесь явно жили аристократы, владевшие особняком полностью. Так кто эта незнакомка? Жена хозяина? Дочь?
Я была полна решимости, чтобы разузнать все.
— Голубчик, молодая дама, что вошла сию минуту, хозяйкой ли здесь будет?
Швейцар, высокий и усатый, с зубчатой короной[6] на тулье фуражки хмуро оглядел меня с ног до головы. И, видимо, счел не слишком важной птицей, чтобы разговаривать вежливо.
— А тебе-то что за дело? Ходют тут…
Я посетовала лишний раз, что хотя бы перчаток не захватила, но, разумеется, сдаваться не собиралась, а решила ему подыграть:
— Слышала я, будто гувернантка хозяйке требуется. Так вот, пришла я. И рекомендации имеются. Пустишь?
Для убедительности я полезла в карман в складках накидки, долго искала там, пока не вынула одну-единственную копеечную монету, чудом завалявшуюся. И неловко сунула ему.
— Не велено никого пускать, - еще более надулся швейцар, но копейку припрятал. – Завтра приходи. Генерала не будет, а хозяйка, Бог даст, примет…
— Генерала? – я не скрыла удивления.
— Его превосходительство генерал Хаткевич! – прищелкнул каблуком швейцар. – А ты что ж, не знаешь, к кому нанимаешься?
— Знаю-знаю, голубчик… Спасибо.
— Спасибо-то в карман не положишь, - упрекнул тот.
— Чем богаты, - я еще раз жалко улыбнулась. Все наперекосяк!
И в задумчивости отошла.
Хаткевич… Так монограмма «Н» на платке это первая буква не имени, вроде Натальи или Нины, а фамилии, ежели латиницей писать.