Незнакомка с родинкой на щеке - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Логинова cтр.№ 9

Я не договорила, потому как мой взгляд упал на заголовок утренней газеты. Очевидно, Женя принес ее вместе с пирожными, но едва ли заглянул в заметку на первой странице.

— Ты и теперь станешь говорить, будто не знаком с Хаткевичами?! – я разозлилась столь сильно, что даже ударила его по плечу этой газетой.

А испугалась и того сильнее – жадно пыталась угадать Женины мысли, покуда он, хмурясь, бегал глазами по строчкам.

В заметке было сказано, что вчера, ровно в восемь пополудни, неизвестный бросил в коляску Ксении Хаткевич, молодой жены генерала, бутылку с зажигательной смесью. Она и ее горничная погибли тотчас, на месте. Неизвестный в суматохе скрылся.

Я никогда не видела прежде, чтобы Ильицкий бледнел. На челюстях его взбугрились желваки, а газета, смятая, полетела в угол:

— Останься сегодня дома, Лидия! – бросил он мне, срываясь бежать куда-то.

— Но…

— Не спорь! – он позволил себе повысить голос.

Я растерянно села, не зная, что и думать. Куда он поспешил? Что ему за дело до этого генерала и его жены? Немного придя в себя, я все-таки подняла газету, расправила смятые страницы. Перечитала заметку еще раз десять, надеясь хоть что-то понять.

Это произошло на Дворцовом мосту. Вчера в восемь. Ком в груди все нарастал, мешая уж дышать: Женя снова солгал мне. Он никуда не ездил с той дамою. Они были в городе, иначе к восьми Ксения Хаткевич никак не успела бы попасть на Дворцовый мост!

А «неизвестный», что бросил бомбу – неужто новый последователь этих «народовольцев^[11]»? Я прочла заметку еще раз, чтобы убедиться: его не задержали. Надо полагать, в этот час Дворцовый мост малолюден, и сумерки, в которых легко затеряться, уже сгущаются. Замечено лишь, что это мужчина. Достаточно сильный и молодой, чтобы за ним никто не сумел угнаться. Лицо до самых глаз было окутано шарфом, так что его и приблизительно никто не описал.

А еще я отметила, что ни слова не сказано о кучере, что правил коляскою. Вероятнее всего, он тоже погиб…

Ксении Хаткевич исполнился двадцать один год, и она оставила сиротами двоих маленьких детей, девочек.

После я долго и бесцельно смотрела из окна спальни на шумную улицу и не знала, что делать. Негоже перечить мужу во всем, ведь он велел остаться дома. Ежели это и впрямь очередное буйство «народовольцев», то опасения Жени более чем оправданы, но… полиции следует знать, что Ксения была здесь! И о записке. Решившись, я быстро оделась и поехала на Миллионную, по вчерашнему адресу.

Нет, я не собиралась выкладывать всю подноготную о моем муже первому же попавшемуся полицейскому – я даже сомневалась, стоит ли особенно откровенничать с Кошкиным, когда найду его. Для начала надобно просто выяснить, что известно следствию.

Очень плохо я тогда была знакома со структурой городской полиции, с трудом отличала ее от жандармерии и как-то не сомневалась даже, что расследование поручат именно Кошкину. И здорово удивилась, не найдя его в доме на Миллионной: возле парадной толпились полицейские экипажи, люди в форме стояли у дверей вместо вчерашнего швейцара и не пускали посторонних.

— Мне бы Степана Егоровича увидеть, - самым обыденном тоном обратилась к полицейскому на дверях.

— Кого-кого?.. – не понял мужчина, и тогда я впервые осознала, что не все в городской полиции знакомы с моим добрым другом. – Вы кто такая, сударыня, будете?

— Гувернанткою я у Хаткевичей буду. – Ответила я, не раздумывая, и чертыхнулась про себя. Зачем солгала?! Но столь же уверенно продолжила: - Приболела я, потому позже обычного пришла.

— Проходите, - без интереса мотнул головой полицейский и открыл мне дверь.

Вестибюль генеральского особняка – просторный, с высокими потолками, хрустальными люстрами и зеркалами, укрытыми черной тканью – встретил суетою еще большей, чем улица. Прислуге дела до меня не было, и даже пальто со шляпкой никто не предложил взять. Я двинулась вперед, а после толкнула одну из дверей, все еще надеясь найти Степана Егоровича. Здесь была большая гостиная с роялем у окна: всхлипывала девушка в одежде горничной, со слезою в голосе говорила что-то другая. Важные полицейские хмурились и делали записи с их слов. На меня никто не смотрел. Я прошла в дверь, ведущую из гостиной, и лишь здесь меня остановили.

— Вы к кому, милочка? – спросила немолодая полная дама в строгом черном платье. Но носу у нее было пенсне, а на поясе связка ключей. Глаза же – красные и заплаканные.

— Я… я в гувернантки наниматься пришла, - сказала я уже не очень уверенно. И добавила: - Мне назначали.

— Ах, милочка, какая теперь гувернантка… - подбородок у женщины задрожал, а под пенсне заблестели новые дорожки слез. – Для маленького ведь гувернантку брали… вот-вот народиться должен был. Восьмой месяц дохаживала голубушка наша. Господи, Пресвятая Богородица, да что ж деется-то, что ж деется…

Вовсе без сил дама опустилась на софу, сняла пенсне и закрыла ладонями лицо. Плечи ее била крупная дрожь. Однако всем сердцем сочувствуя чужому горю, я не жалела сейчас, что пришла сюда. Даже напротив – в груди поднималась волна ненависти к нелюдям, которые сотворили такое. И я сама себе поклялась, что все от меня зависящее сделаю, чтобы их наказали. Нужно непременно рассказать полиции все, что я знаю!

Вот только Ксению Хаткевич и ее нерожденного младенца это не вернет… Но я плотнее закрыла глаза, как молитву твердя слова дяди, что чувства надобно держать в узде – они мешают здраво мыслить. А мне непременно нужно выяснить, что эту женщину могло связывать с моим мужем.

Поискав глазами, я нашла графин с водою и налила полный стакан – женщину (кажется, это был экономка Хаткевичей) следовало скорее успокоить.

— Попейте, - присела я подле нее и осторожно погладила плечо.

В последние годы в Смольном, мы с Натали, той самой, которая стала теперь княгиней Орловой, несколько раз в неделю ездили помогать сестрам милосердия в госпиталь. Многого я там насмотрелась. И многому научилась – быть может, и побольше тогда узнала о жизни, чем за все годы учебы вместе взятые. С доктором тамошним мне несказанно повезло: видя мой интерес, он не жалел времени, объясняя мне кое-что из медицины. И среди прочего заставил уяснить, что самый верный способ успокоить плачущего – дать ему воды. Ничто так не приводит в ритм дыхание и биение сердца, как размеренные глотки.

А пока женщина пила, я усиленно размышляла о незнакомке, что стояла на пороге моего дома. Неужто Ксения Хаткевич была беременною восьмой месяц, а я этого не заметила? Впрочем, пурпурный ее наряд не был приталенным, а модницы, порой, столь усердно затягивают корсеты – будучи и в положении тоже – что немудрено ошибиться…