Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 93

Нацизм как идеология не был религией не просто потому, что так заявил Гитлер, и не потому, что нацизму нечего было сказать о загробной жизни и вечности или бессмертии души, как всем настоящим религиям, но еще и потому, и это особенно важно, что он был для этого слишком непоследователен. Нацистские лидеры не тратили времени на обсуждение подробностей своей идеологии, как средневековые схоласты или философы — сторонники марксизма-ленинизма, являющиеся их нынешним эквивалентом. Не существовало нацистских священных книг, текстами которых все бы пользовались, как бюрократы сталинской России использовали работы Маркса, Энгельса и Ленина: гитлеровская «Майн Кампф», хоть все и обязаны были иметь ее на книжной полке, была слишком многословной, слишком путаной и слишком автобиографичной, чтобы играть эту роль. Также нацизм не обещал никакой окончательной победы, после которой борьба должна прекратиться, напротив, это было учение постоянной войны, бесконечного конфликта. Оно не было всеобщим, как основные мировые религии или значимые политические идеологии, такие как социализм или коммунизм: оно было направлено только на один небольшой сегмент человечества, немцев, а все остальные считались ненужными и незначительными. Консервативные философы середины двадцатого века обычно считали, что нацизм как политическая религия удовлетворял потребность миллионов немцев в религиозной вере, которой они были лишены в эти атеистические времена. Но нельзя сводить режим только к этому. Миллионы католиков сопротивлялись или остались более или менее в стороне от его влияния. Миллионы протестантов, включая некоторых самых преданных, таких как «Немецкие христиане», наоборот, не стали стоять в стороне. Миллионы других людей отвергли их обольстительные идеологические речи, несмотря на то, что были воспитаны в атеистической и антиклерикальной политической традиции немецкого трудового движения ^[627].

Религия не обязательно подразумевает отрицание демократии, рациональности и терпимости; некоторые историки отмечают, что и у лейбористского движения есть свои лозунги, свои ритуалы, свои догмы и своя эсхатология, хотя ничего из этого не помешало им принять демократию, рациональность и терпимость. И в конце концов, догматизм, вера в великого вождя, нетерпимость и надежда на избавление от зла свойственны не только религиозному образу мыслей и поведения. Нацисты действительно нередко использовали квазирелигиозные символы и ритуалы, но это был вопрос стиля, а не самой сути их доктрин. «Узурпация Гитлером религиозных функций, — отмечает один историк, — это на самом деле ненависть, свойственная и христианской традиции: ненависть к изменникам» ^[628]. На самом деле стержнем нацистских убеждений, как Гитлер заявил в своей речи в сентябре 1938 года, является вера в науку, нацистские представления о ней. Наука требовала продвижения интересов не

Бога, а человеческой расы, прежде всего немецкой расы, и ее будущего в мире, где неизбежно правят законы дарвиновской борьбы между расами и между индивидами. Это был единственный критерий морали, преобладающий над принципами любви и сострадания, которые всегда были таким важным элементом верований основных мировых религий ^[629]. Представление о нацизме как о политической религии является не только чисто описательным, но и слишком огульным, чтобы иметь большой смысл; оно очень мало нам говорит о том, как работает нацизм и как его воспринимали различные общественные группы в Германии. То, что Третьему рейху не удалось найти замену христианству, и вообще бесполезность предпринимаемых им попыток были наиболее очевидны в политике, касающейся немецкой молодежи — будущего страны.

I

«Портрет Адольфа Гитлера висит почти в каждом классе. На лестнице радом с мемориальной доской почетное место занимает особо ценный портрет фюрера, полученный из фонда Нёлтинга. Учителя и ученики в начале и конце урока отдают друг другу германское приветствие. По радио в актовом зале ученики слушают политические речи».

Так сообщал директор государственной школы в Висмаре в конце 1933—1934 учебного года, когда говорил о «превращении в национал-социалистическое государство, о котором так мечтали» ^[630]. Он отметил, что этот процесс значительно облегчает членство учителей в Национал-социалистическом союзе учителей, а учеников — в Гитлерюгенде. Также его толкали вперед многочисленные новые правила и директивы, устанавливаемые правительством в Берлине или государственными органами в других частях Германии. Уже 30 июля 1933 года главный декрет установил «Правила для учебников истории», согласно которым уроки истории теперь должны строиться вокруг «понятия героизма в его германской форме, связанной с идеей лидерства». Вскоре

учащимся стали задавать сочинения на такие темы, как «Гитлер, приводящий нацию к единству», «Националистическая революция как начало новой эры», «Фильм «Гитлерюге Квекс» как произведение искусства» и «Я немец (а это слово означает гордость и долг)». У одного школьника, когда он в 1934 году писал сочинение «Адольф Гитлер в детстве», разыгралась фантазия:

«Когда Адольф Гитлер был мальчиком, он не любил сидеть дома. Он любил драться на улице с другими мальчиками. Почему он сегодня так долго был на улице? Его мама беспокойно перешла от плиты к столу, покачала головой, посмотрела на часы и подумала самое худшее о том, что мог снова натворить Адольф. За несколько часов до этого она видела из окна, как он ушел вместе с дюжиной других мальчиков, каждый из которых был почти на голову выше маленького Адольфа, и при случае они могли задать ему настоящую трепку.

Затем распахнулась дверь, и ее Адольф влетел в дом, на голове у него были шишки, а на лице были царапины, но глаза горели, он прокричал: «Мама, мальчики сделали меня сегодня своим командиром» ^[631].

Другой ребенок, ученик начальной школы, когда ему задали вопрос: «Были ли наши германские предки варварами?», тут же понял, как провести параллель с недавним прошлым. «Предположение, что наши предки были варварами, — писал он, — это такая же ложь, как то, что Германия одна виновата в развязывании Первой мировой войны. Было доказано, что у германских племен был очень высокий уровень культурного развития, даже в каменном веке» ^[632]. Нацистский культ смерти тоже нашел свое выражение на уроках, детей просили написать про Хорста Бесселя и других мучеников за нацизм. «Мы также не должны забывать тех, кто погиб за наше движение, — написал в 1938 году четырнадцатилетний ребенок и добавил: Думая об этом, мы также должны размышлять и о нашей собственной смерти» ^[633].