Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 244

В четверть пятого утра 1 сентября 1939 года немецкий линкор «Шлезвиг-Гольштейн» открыл огонь по польскому гарнизону и складу боеприпасов в Вестерплятге, полуострове у дельты Вислы, который прикрывал вход в бухту Данцига, а пикирующие бомбардировщики «штука» на бреющем полете приблизились к городу. Польские сотрудники железной дороги и почты подверглись нападению со стороны местных немецких полицейских отрядов, а в нескольких местах завязались перестрелки. Альберт Форстер, гаулейтер Данцига, поместил уполномоченного Лиги Наций Буркхардта под домашний арест и дал ему два часа, чтобы покинуть город. Буркхардт собрал свои чемоданы и уехал в Литву. По всей границе между Польшей и Германией части немецких вооруженных сил подняли пограничные шлагбаумы и вступили на польскую территорию, а самолеты военно-воздушных сил вторглись в воздушное пространство Польши, груженные бомбами для бомбежки польских железных дорог, автомагистралей и мостов, военных баз, городов и сел. В десять утра Гитлер обратился к собранным в спешке депутатам Рейхстага. Изможденный и опустошенный лихорадочными переговорами предыдущих дней, Гитлер был нервным и смущенным, несколько раз запинался и казался странно нерешительным. Он заявил, что поляки совершили не меньше четырнадцати серьезных нарушений границы в предыдущую ночь (ссыпаясь на инсценированные людьми Гейдриха представления). Эти и другие бесчинства требовали ответного удара. «С этого момента на бомбу мы будем отвечать бомбой. Против того, кто будет использовать ядовитые газы, мы будем применять ядовитые газы. Тот, кто будет отходить от принятых правил гуманного ведения войны, должен ожидать от нас того же самого». После окончания его речи депутаты торжественно проголосовали за включение Данцига в состав рейха, однако только после того, как Гитлер сделал замечание, которое было не только полно дурных предчувствий, но и несло в себе явное пророчество. Он сказал, что готов был принести любую жертву. «Сейчас я не желаю ничего другого, кроме как быть первым солдатом Германского рейха. Поэтому я надел этот мундир, который всегда был самым священным и дорогим для меня. Я не сниму его, пока мы не завоюем победу, иначе я скорее умру!» Он уже держал в мыслях самоубийство на случай поражения ^[1624].

III

В Великобритании и Франции, так же как и в Польше, вооруженные силы готовились к войне с начала кризиса. Британское правительство объявило о всеобщей мобилизации 31 августа и, опасаясь воздушных налетов, приступило к эвакуации женщин и детей из городов. Снаружи государственных зданий выкладывались штабеля из мешков с песком, был издан приказ о полном выключении света в ночное время, а Чемберлен начал обсуждать формирование военного кабинета, включающего таких противников политики умиротворения, как Уинстон Черчилль. Однако нервные визиты и встречи конца августа стали склонять Чемберлена к мысли о возможности мирного решения. Внутри британского правительства разгорелись яростные споры. Пока Чемберлен находился в смятении, его министр иностранных дел лорд Галифакс продолжал вести переговоры с французами, итальянцами и немцами. Они ни к чему не привели. Большая часть кабинета, отбросив в сторону аргументы в пользу отсрочки, поддержали объявление «последнего предупреждения» Гитлеру. Вечером 1 сентября 1939 года Хендерсон сообщил немецкому правительству, что конференция по польскому вопросу, предложенная итальянцами на основании предложения Гитлера от 29 августа, могла состояться только при условии прекращения огня со стороны немецких войск и их возвращения домой ^[1625].

2 сентября 1939 года через несколько часов телефонных переговоров между британским МИДом, французами и итальянцами Чемберлен появился перед Палатой общин в полном составе почти в восемь часов вечера. Он начал с рассказа собравшимся о том, что он не получил ответа от Гитлера на последнее предупреждение, доставленное накануне. «Возможно, — продолжал он, — задержка вызвана обдумыванием предложения, выдвинутого в это время итальянским правительством, о прекращении вооруженного противостояния и немедленного созыва конференции с участием пяти стран — Великобритании, Франции, Польши, Германии и Италии». Оно ни словом не обмолвился об ограничении времени на ответ, не упомянул о кровавой резне и разрушениях, происходивших в Польше, где польские войска и гражданские лица гибли в ходе наземных и воздушных атак немцев. Его уклончивые слова снова напомнили о Мюнхене. Однако настроение среди политической элиты, как и в стране в целом, с марта 1939 года изменилось. Подавляющее большинство людей теперь было убеждено, что Третий рейх стремился к европейскому или даже мировому доминированию, и настало время его остановить. По Палате прокатилась волна гнева. Когда Артур Гринвуд встал, чтобы высказать ответ оппозиции, его грубо перебили. «От лица Лейбористской партии…» — начал Гринвуд. «Говори от лица Англии!» — прокричал консервативный депутат Лео Эмери. Такие чувства разделяли многие в Палате общин ^[1626].

Гринвуд не растерялся. «Я крайне обеспокоен, — сказал он. — Тридцать восемь часов назад был совершен акт агрессии… Я спрашиваю, как долго мы готовы колебаться в то время, когда Великобритания и все чтимые ею жизненные принципы и вся человеческая цивилизация находятся в опасности». Чемберлен был раздавлен враждебностью, которую вызвали эти слова. Один посетитель в открытой галерее позже описывал его как «потерявшегося старого хрыча с дрожащим голосом и руками». Большинство министров правительства встретились неофициально сразу же после заседания без него, потрясенные его отказом от прежних позиций. Они решили, что тот должен предъявить Германии ультиматум. Галифакс и Чемберлен испугались, что если они не сделают этого, правительство падет. Общественное мнение Великобритании выступало за жесткие действия. Пока над Лондоном бушевала сильнейшая буря, правительство собралось на совещание в 11.20 вечера и приняло решение. Следующим утром в девять часов 3 сентября 1939 года Хендерсон передал официальный ультиматум в немецкое Министерство иностранных дел. Германия должна была согласиться на прекращение огня и вывод своих войск в течение двух часов, в противном случае Великобритания объявляла войну ^[1627].

Немцы ответили многостраничным давно подготовленным документом, который Хендерсону передали незадолго до истечения срока действия ультиматума в 11.00. В нем утверждалось, что Германия стремилась лишь исправить несправедливости Версальского мирного договора, а Великобритания обвинялась в подстрекании польской агрессии. Днем французы представили схожий, хотя и более пространный ультиматум. Он также был отвергнут в тумане заверений о том, что Германия не собиралась вторгаться во Францию. К этому времени Чемберлен уже выступил с обращением к британскому народу, в котором заявил, что при отсутствии удовлетворительного ответа на ультиматум «наша страна вступит в войну с Германией». «Все, ради чего я работал, — говорил он в Палате общин вскоре после этого, — все, на что я надеялся, все, во что я верил, будучи государственным деятелем, разбилось вдребезги». Рано днем эти новости были переданы по немецкому радио в виде ряда объявлений, изданных Гитлером. Он говорил, что сделал все возможное, чтобы сохранить мир, однако британская тяга к войне разрушила эти попытки. Винить в этом нужно было не британский народ, а только его еврейское плутократическое руководство. В общении с членами нацистской партии он был более откровенен. «Наш еврейско-демократический мировой враг преуспел в вовлечении английского народа в войну с Германией, — заявил он им, добавив: — 1918 год не повторится» ^[1628].