Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 206

Тем временем в Мюнхене Геббельс получал истинное удовольствие от грабежей и разрушения, обрушившихся на еврейское сообщество в городе. «Ударные части Гитлера немедленно отправляются на зачистку Мюнхена, — писал он в дневнике о событиях ночи 9—10 ноября 1938 года. — Потом все и происходит. Синагога превращена в груду обломков… Ударные части выполняют свою страшную работу». Эта волна насилия под руководством Юлиуса Шауба, нацистского ветерана, который принимал участие в провалившемся путче 1923 года и служил личным адъютантом Гитлера с 1925 года, четко отражала атмосферу в непосредственном окружении Гитлера в ту ночь. «Шауб невероятно возбужден, — отмечал Геббельс. — Его прошлое штурмовика просыпается в нем» ^[1384]. Получив телефонный звонок около двух ночи с сообщением о первом убитом еврее, Геббельс ответил, что «человек, сообщивший это, не должен расстраиваться из-за одного мертвого еврея — эта смерть потеряется на фоне тысяч евреев в последующие дни» ^[1385]. Он едва сдерживал ликование: «В Берлине сожгли 5, а потом 15 синагог. Теперь гнев людей льет через край. Сегодня ночью его невозможно будет усмирить. И я не хочу его усмирять. Необходимо дать свободу действий… По дороге в гостиницу повсюду бьют окна. Браво! Браво! Синагоги горят во всех больших городах. Собственность немцев опасности не подвергается» ^[1386].

Однако на рассвете он начал совещаться с Гитлером, вероятно, по телефону о том, как и когда следует остановить эти действия. «Поток новых сообщений не останавливается все утро, — писал он в дневнике 10 ноября 1938 года. — Я обсудил с Вождем, какие меры следует предпринять. Пусть избиения продолжаются или их нужно остановить? Надо ответить на этот вопрос». После этого разговора он подготовил приказ о прекращении погрома и отнес его Гитлеру, который обедал в «Остерии», своем любимом мюнхенском ресторане. «Я встретился с фюрером в Остерии, — писал он. — Он согласен со всем. Его взгляды совершенно радикальны и агрессивны. Само мероприятие прошло без каких-либо проблем». Гитлер одобрил черновик приказа, он был зачитан по радио в тот же день и распечатан на первых страницах газет на следующее утро. Погром наконец завершился ^[1387].

Многие евреи получили серьезные травмы в эту ночь. Даже в официальном отчете о погроме нацисты сообщали о 91 погибшем еврее. Истинное число, наверное, мы никогда не узнаем, но оно наверняка в несколько раз больше, особенно если учесть жестокое обращение с арестованными еврейскими мужчинами, а также не меньше 300 самоубийств из-за отчаяния. Количество смертей, безусловно, исчислялось сотнями и, вероятно, находилось между одной и двумя тысячами ^[1388]. Более того, для многих еврейских мужчин насилие продолжалось еще долго после окончания самого погрома. Полиция, штурмовики и части СС по приказу Гитлера арестовывали всех еврейских мужчин, которых удавалось найти, и на улицах и площадях всех немецких городов возникали жуткие сцены. В Саарбрюкене евреев заставляли танцевать и становиться на колени вне синагоги и петь религиозные песни, затем большинство из них, одетых только в пижамы и ночные рубашки, стали обливать водой, пока они не промокли насквозь. В Эссене штурмовики издевались над евреями и поджигали им бороды. В Меппене их заставляли целовать землю перед штаб-квартирой СА, а коричневые рубашки били их ногами и ходили по ним. Во многих местах их заставляли носить плакаты на шеях с надписями вроде «Мы убили фом Рата». Во Франкфурте-на-Майне арестованные мужчины были встречены на железнодорожной станции толпой, которая кричала и насмехалась над ними, а затем набросилась с дубинками и палками. В некоторых городах из школ вывозили целые классы, чтобы они плевали в евреев, которых увозили прочь ^[1389].

Всего в период с 9 по 16 ноября около 30 000 еврейских мужчин было арестовано и доставлено в Дахау, Бухенвальд и Заксенхаузен. Численность узников лагеря Бухенвальд увеличилась с 10 000 в середине сентября 1938 года до 20 000 два месяца спустя. Мориц Майер был схвачен в Мюнхене вместе с большинством других еврейских мужчин из Тройхтлингена и перевезен в Дахау, где ему пришлось много часов простоять по стойке смирно на ноябрьском морозе вместе с остальными, одетым только в рубашку, носки, брюки и пиджак. Если кто-то двигался, его избивали эсэсовские охранники. Из бараков заранее были вынесены кровати, и людей упаковывали туда, заставляя спать на соломе прямо на полу. Вопрос об умывании даже не стоял, а на всех было только два временных отхожих места. После нового массового заключения евреев в лагеря, единственной причиной для которого была их национальность, атмосфера изменилась, и эсэсовские охранники забыли правила, установленные Теодором Эйке несколько лет назад. Майер видел, как эсэсовцы в Дахау избили одного старика, когда тот забыл добавить «арестант в превентивном заключении» к своему имени во время переклички, его травмы оказались такими тяжелыми, что он умер. Другого старика с больным мочевым пузырем забили до смерти на месте, когда на перекличке он попросил эсэсовца разрешения сходить в уборную. Число смертей в Дахау колебалось от 21 до 41 в год в период 1933—1936 годов, в сентябре 1938 года умерло 19 заключенных, в октябре — 10. После прибытия еврейских заключенных число смертей выросло до 115 в ноябре и 173 в декабре и составило 276 человек за весь год ^[1390].

Министерство пропаганды Геббельса не теряло времени и представляло миру эти события как спонтанные взрывы праведного гнева со стороны немецкого народа. «Удар, нанесенный нам международным еврейством, — сообщал «Гёттингена ежедневный листок» (Göttinger Tageblatt) 11 ноября 1938 года, — был слишком сильным, чтобы в своей реакции мы ограничились только словами. Ярость против иудаизма, сдерживаемая в течение поколений, высвободилась. За это евреи могли благодарить своего однорасового товарища Гриншпана, его духовных учителей и себя самих». Однако газета уверяла свои читателей, что «в ходе происходивших событий с самими евреями обращались вполне сносно» ^[1391]. В том же русле работал и главный нацистский ежедневник «Фёлькишер Беобахтер», игнорируя правду до такой степени, которая намного превосходила даже то, что обычно попадало на его страницы: «Во всей западной части Берлина, как и в других частях столицы, где все еще важничают евреи, не осталось ни одной нетронутой витрины еврейского магазина. Гнев и ярость горожан, сохранявших самую строгую дисциплину, несмотря ни на что, не выходили за определенные рамки во избежание крайностей, и с головы евреев не упало ни одного волоса. Товары, выставленные на витринах магазинов, некоторые из которых были оформлены очень богато и роскошно, остались в неприкосновенности» ^[1392].