Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 204

В региональных штаб-квартирах партии сотрудники вызывали по телефону местных командиров штурмовиков и партийных активистов, по цепочке передавая приказы по поджогу синагог и уничтожению еврейских магазинов, домов и квартир. Когда Гитлер и Гиммлер встретились в комнате Гитлера вскоре после традиционного приведения к присяге новобранцев СС в полночь, они вкратце обсудили этот погром. В результате за пять минут до полуночи был издан еще один центральный приказ, в этот раз более официально, по телетайпу. Он исходил от Генриха Мюллера, подчиненного Гиммлера и главы гестапо, в нем начальникам полиции по всей стране передавался личный приказ Гитлера об аресте максимального количества немецких евреев, также отмеченный на следующий день Геббельсом в своем дневнике.

«Акции против евреев, особенно против их синагог, скоро будут проходить по всей Германии. Им нельзя мешать. Однако в сотрудничестве с полицией необходимо принять меры для пресечения мародерства и других крайностей… Необходимо также подготовить арест около 20–30 тысяч евреев в рейхе. В первую очередь следует выбирать евреев, владеющих собственностью» ^[1361].

В следующем телексе, отправленном Гейдрихом в двадцать минут второго ночи, полиции и службе безопасности СС приказывалось не мешать уничтожению еврейской собственности и не пресекать акты насилия, совершаемые против немецких евреев. В нем также предписывалось не допускать мародерства и не трогать иностранных граждан, даже если они были евреями, а также обеспечить сохранность немецких зданий рядом с еврейскими магазинами и синагогами. Необходимо было арестовать столько евреев, сколько было места в лагерях. В 2.56 утра третий телекс, отправленный по приказу Гитлера из кабинета его помощника Рудольфа Гесса, подчеркивал последний пункт, в нем говорилось, что «на самом высоком уровне» было приказано не жечь еврейские магазины во избежание повреждения соседних немецких зданий ^[1362].

К этому времени сам погром был в полном разгаре. Начальные приказы, переданные по телефону из Мюнхена в управления региональных лидеров, быстро распространились дальше по цепочке. Типичный пример представлял собой лидер СА из Северной марки, Иоахим Майер-Кваде, который присутствовал в Мюнхене, слышал речь Геббельса и позвонил своему начальнику аппарата в Киле в 11.30 вечера. Он сказал ему: «Еврей стрелял из пистолета. Погиб немецкий дипломат. Во Фридрихштадте, Киле, Любеке и других местах есть совершенно ненужные молельни. И у этих людей до сих пор есть магазины. Они тоже не нужны. Никакого мародерства. Никаких убийств… Не трогать иностранных евреев. Акции проводить в гражданской одежде и закончить до 5 утра» ^[1363].

Майер-Кваде понял мысль Геббельса. Его подчиненные не испытали трудностей с пониманием того, что имел в виду он сам. Как и другие, получившие схожие приказы в других регионах. По всей Германии штурмовики и партийные активисты праздновали годовщину путча 1923 года в своих штаб-квартирах, когда пришли приказы. Многие из них были пьяны и не расположены принимать предупреждения о недопустимости мародерства и насилия особо серьезно. Банды коричневых рубашек вывалились на улицы, в основном в гражданской одежде, вооруженные канистрами бензина, и направились к ближайшим синагогам. Вскоре практически все остававшиеся еврейские храмы в стране полыхали в огне. Предупрежденные штурмовиками местные полицейские и пожарные не предпринимали ничего, а только защищали соседние строения. Агенты социал-демократов позже подсчитали, что в этой оргии насилия было уничтожено 520 синагог, но их сведения скорее всего неполны, а истинная цифра переваливала за тысячу. После 10 ноября 1938 года оставшиеся в Германии евреи фактически больше не могли отправлять свои религиозные обряды ^[1364].

Вместе с синагогами штурмовики и эсэсовцы также атаковали еврейские магазины и здания. Они били витрины, оставляя тротуары покрытыми толстым слоем разбитого стекла. Отличавшиеся особенно горьким, ироничным юмором, берлинцы вскоре стали называть ночь 9-10 ноября «Хрустальной ночью», или ночью разбитых витрин. Однако штурмовики громили не только окна магазинов, повсюду они вламывались в принадлежавшие евреям помещения, устраивая погромы внутри и унося все, что попадалось под руку ^[1365]. После этого они с тем же намерением направились в дома и квартиры еврейских семей. Рассказывали, как в Дюссельдорфе рано утром люди из гестапо будили обычных евреев стуком в дверь. «Пока гестаповцы обыскивали дом, люди из СА снаружи занимались тем, что били окна и двери. Потом приехали эсэсовцы и зашли внутрь, чтобы выполнить свою работу. Практически везде всю мебель разбивали на куски. Книги и ценности раскидывали по полу, проживавших там евреев оскорбляли и избивали. Повсюду разыгрывались сцены животного ужаса. Лишь иногда попадался порядочный эсэсовец, который ясно давал понять, что он только выполняет свой долг, потому что получил приказ вломиться в квартиру или дом. Так, нам рассказали, что два студента в форме СС разбили по вазе и сообщили своему начальнику: “Приказ выполнен!”» ^[1366].

Во многих городах банды штурмовиков врывались на еврейские кладбища, выкапывали и разбивали могильные плиты. Иногда в погроме принимали участие члены Гитлерюгенда. В Эсслинге коричневорубашечники, одетые в обычную одежду и вооруженные топорами и кувалдами, около полпервого ночи ворвались в еврейский приют и сломали все, что смогли, побросав книги, религиозные принадлежности и все, что могло гореть, в один костер, зажженный ими во дворе. Один штурмовик сказал плачущим детям, что если они немедленно не исчезнут, то их тоже бросят в огонь. Некоторым из них пришлось пройти весь путь до Штутгарта, чтобы найти пристанище ^[1367]. По всей Германии грабили магазины и дома, забирая ювелирные украшения, фотоаппараты, электроприборы, радиоприемники и другие товары. Всего было уничтожено не меньше 7500 еврейских магазинов из общего числа не больше 9000. Страховая отрасль потом оценила ущерб в 39 миллионов рейхсмарок за разрушения, вызванные огнем, в 6,5 миллиона рейхсмарок за разбитые окна и в 3,5 миллиона рейхсмарок за разграбленное имущество. Полиция появилась только утром 10 ноября 1938 года, поставив охрану у разграбленных зданий, чтобы не допустить дальнейшего воровства ^[1368].