Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939 - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Дж. Эванс cтр.№ 146

Страница

Такое кричащее швыряние деньгами не только говорило о личной коррумпированности, которая поражает любую диктатуру, но и отражало распространенное желание среди высших нацистских деятелей символически продемонстрировать то, что они являются новыми хозяевами Германии. Охота стала любимым времяпрепровождением многих гаулейтеров, которые скупали охотничьи угодья, даже если раньше никогда не проявляли интереса к этому наиболее аристократическому из развлечений. Столкнувшись с необходимостью не отставать в этом отношении от своих коллег, гаулейтер Гамбурга Карл Кауфман сначала не мог добиться особых успехов, поскольку в его городском феоде не было охотничьих земель. Однако после создания Великого Гамбурга в 1937 году включение в состав города лесной территории на севере дало ему шанс. Он немедленно объявил ее природным заповедником, запустил туда дичи, закрыл от широкой публики одиннадцатикилометровой изгородью, а затем стал арендовать ее у города для личного использования. Схожим образом большинство высокопоставленных нацистов последовали примеру Гитлера, приобретая картины старых мастеров и новые работы на Большой выставке немецкого искусства и размещая их на стенах своих огромных вилл и охотничьих поместий, не потому, что они как-то особенно почитали искусство, но потому, что это было явным символом их статуса в нацистской иерархии ^[1018].

Неудивительно, что коррупция соседствовала с воровством и вымогательством, когда нацистские лидеры и их подчиненные сталкивались с беспомощными и беззащитными. Ненависть, питаемая нацистскими активистами к евреям, коммунистам, марксистам и другим «врагам рейха», давала им полную внутреннюю свободу грабить тех по своему усмотрению. В ходе жестокого захвата власти в 1933 году банды коричневорубашечников, служившие в качестве вспомогательной полиции, регулярно проводили «домашние обыски», которые были лишь предлогами для грабежа. В концентрационных лагерях офицеры и командиры рассматривали мастерские, в которых работали заключенные, как свои личные предприятия, присваивая себе производимые там мебель, картины, гравюры и пр. Комендант концентрационного лагеря в Лихтенбурге заставил заключенных изготовить новые переплеты для своих книг, прошить туфли и ботинки для себя и своих домочадцев, смастерить новые почтовые ящики и гладильные доски для дома и выполнить множество других поручений. Младшие служащие лагеря заставляли заключенных воровать спаржу и клубнику для них с лагерного огорода, «организовывали» доставку продуктов с кухни для себя и расхищали средства лагерной столовой. Кража личных вещей и денег, имевшихся у несчастных, которым не повезло попасть в лагерь, была правилом, а не исключением. В 1938 году комендант Бухенвальда Карл Кох конфисковал у евреев, направленных в лагерь, наличных денег и предметов на сумму не меньше 200 000 рейхсмарок, частично разделив их между подчиненными, но положив большую часть денег на свой личный счет ^[1019].

Если кого-то на достаточно высоком уровне начинали судить за такие преступления, это скорее всего было результатом невнимательности, чем признаком честности со стороны начальства. Когда Роберта Шёпвинкеля, высокопоставленного чиновника в Имперской ассоциации немецких владельцев гостиниц, и двух его старших помощников судили и признали виновными за хищение 100 000 рейхсмарок, это в первую очередь стало результатом того, что они начали вести себя настолько вызывающе нагло, что владелец отеля «Рейнхотель Дреезен» в Бад-Геде-сберге, где часто останавливался Гитлер, обратился к фюреру и сообщил тому, что если ничего не предпринять для привлечения Шёпвинкеля к ответу, режим может потерять лояльность всего гостиничного бизнеса в долине Рейна ^[1020]. Немногие судебные дела вроде этого позволяли лидерам режима выставлять себя в роли решительных борцов с коррупцией в отличие от их предшественников при Веймарской республике. На самом деле коррупция такого рода чаще всего скрывалась от СМИ. Она стимулировалась отсутствием какого-либо контроля со стороны прессы или общества над правительством и партией, личностным характером власти при режиме и общей нелюбовью нацистов к формальным административным структурам и правилам. В условиях экономического спада начала и середины 1930-х годов власть казалась быстрым путем к богатству, и лишь немногие на сколько-нибудь ответственных постах в нацистской партии могли сопротивляться искушению воспользоваться ею. Среди населения быстро распространялись слухи и истории о коррупции. В сентябре 1934 года Виктор Клемперер записал разговор с членом Гитлерюгенда, сыном своего друга, который рассказывал, как лидеры группы воровали членские взносы на экскурсии и использовали их для покупки себе таких дорогих вещей, как мотоциклы. Он говорил, что это было известно всем ^[1021].

Трясина коррупции, в которую быстро погружалась экономика после 1933 года, стала богатым источником горького юмора среди населения. Как говорили в народе, «реакционером является тот, кто имеет хорошо оплачиваемую работу, на которую метит какой-нибудь нацист». Страсть Геринга к униформе и титулам была особым источником насмешек среди простых людей. Так, говорили, что «одним Гер-ом называется количество медалей, которое может унести на груди один человек». Другая шутка — в ходе визита в Рим в рамках переговоров с Ватиканом Геринг телеграфировал Гитлеру: «Миссия завершена. Папа лишен сана. Тиара и облачение понтифика на мне сидят как влитые». В другой шутке говорилось, как однажды ночью жена Геринга проснулась и увидела своего обнаженного мужа, который стоял рядом с кроватью, размахивая маршальским жезлом. Она спросила, что тот делает. На что он ответил: «Я произвожу свое нижнее белье в верхнюю одежду». Шутки о коррупции даже попадали на сцену. В 1934 году актер кабаре Вильгельм Финк, выступая с комедийным номером в берлинском клубе «Катакомба», стоял, вытянув вперед правую руку в нацистском приветствии, а в это время портной снимал с него мерку для нового костюма. «Какой пиджак вы хотите? — спросил портной. — С шевронами и нашивками?» «Вы имеете в виду смирительную рубашку?» — отвечал Финк. «Какие у него будут карманы?» «Широко распахнутые, сейчас это модно», — отвечал Финк. Вскоре после этого кабаре было закрыто по приказу Геббельса, а Финка отправили в концентрационный лагерь. Гитлера насмешки о коррупции, публичные или частные, как правило, обходили стороной. Обвинения в коррупции выдвигались против его подчиненных, в первую очередь против «маленьких Гитлеров», которые властвовали в регионах. Типичная шутка включала детей Геббельса, которых по очереди приглашали на чай в дома Геринга, Лея и других лидеров партии. После каждого визита они возвращались домой, восторгаясь потрясающими кремовыми пирожными, угощениями и прочими сладостями, которыми их потчевали хозяева. Однако после посещения Гитлера, где им давали только солодовый кофе и маленькие печенья, они спрашивали: «Папа, а что, фюрер не состоит в партии?» ^[1022]

Страница