– Ты говорил, что бывал здесь после того, как Брендан исчез, – говорит Кел. – Так?
– Ага. Через пару дней после.
Это значит, что на труп Брендана они вряд ли наткнутся. Пара стрижей вылетает из-под ската крыши и ныряет обратно, неспешно – акробатика в студеном воздухе.
– Вроде нормально, – говорит наконец Кел. – Пойдем глянем.
Внизу, в ложбине, после открытого простора наверху звук поражает своей густотой. Шаги по камешкам резки и громки. Стрижи разражаются сердитым чириканьем и устремляются в укрытие.
В двери, почти внизу, здоровенная занозистая брешь: кто-то пнул ее, удачно сочетая прицельность и преднамеренность. Не так давно – дерево на сломе едва начало выгорать. Стальной засов с висящим на нем замком болтается на одной петле; там, где его оторвали, в двери виднеются дыры. Кел натягивает рукав куртки на руку и толкает дверь.
– Когда ты сюда приходил последний раз, вот так же было?
– Как?
– Выбито. Замок выломан.
– Ага. Просто зайти можно было. – Трей идет за Келом по пятам, дрожа от нетерпения, как едва выученная охотничья собака.
Внутри ничто не шелохнется. Где-то в дальней комнате пробивается блеклый свет, но забитый фанерой остальной дом слишком темен, ничего не видно. Кел извлекает карманный фонарик, осматривается.
Передняя половина дома – одна средних размеров комната, и в ней никого. Кел тут же замечает, что здесь чисто. Когда он впервые вошел в свой дом, там все было в паутине, пыли, плесени, дохлых насекомых, дохлых мышах и прочей дряни, какую Кел затруднился даже определить. А тут голые половицы, лишь слегка припорошенные пылью. Обои в вертикальных полосах из причудливых розовых и золотых цветов испятнаны сыростью, но все обвисшие куски оборваны.
В углу – пропановый походный примус, новехонький, рядом несколько запасных баллонов. Под забитым фанерой окном – термоящик, тоже новый. У задней стены притулился паршивенький кухонный белый шкаф из ДСП, не новый, тут же веник, совок, швабра, ведро и ряд больших пластиковых бутылей для воды. На половицах царапины, где что-то втаскивали или, возможно, вытаскивали.
Они проходят в дом; по-прежнему ни звука.
– Жди здесь, – говорит Кел и быстро пробирается вглубь.
Там, где прежде были кухня и спальня, порядок наводить не стали. Полы завалены отвалившейся штукатуркой и кое-какой ветхой мебелью, с потолка тяжкими кружевными завесами свисает обросшая густой пылью паутина. Задние окна не забиты, за ними колышутся травы в желтых цветочках, но горный склон совсем рядом, и свет сюда почти не пробивается.
– Видите? – говорит Трей у него за плечом. – Никого.
– Значит, потеряли две минуты, – говорит Кел. – Всяко лучше, чем нарываться.
Возвращается в переднюю комнату, присаживается у термоящика – малой не отстает ни на шаг – и открывает, по-прежнему не высовывая пальцы из рукава. Пусто. Осматривает примус, готовый к использованию, но, кажется, его так ни разу и не разжигали. Покачивает запасные баллоны с пропаном: один полон, два пусты. Переходит к шкафу, открывает двери за уголки, направляет внутрь луч фонарика.
В шкафу три упаковки резиновых перчаток, три бутылки домашних чистящих средств, горка грязных посудных мочалок и ветоши, несколько пластиковых пищевых контейнеров, большой пакет кофейных фильтров, свернутый резиновый шланг, две пары лабораторных очков, пачка лабораторных масок и закатившаяся в угол батарейка.
Сердце у Кела заходится. Секунду он не шевелится. Сам же хотел, чтобы что-то выжгло все смутные вероятности и показало ему, что́ есть среди них осязаемого. И вот оно у него в руках, но теперь Кел понимает, что нисколько такого не желает.
Он ошибался в Брендане. Представлял себе шебутного пацана, помчавшегося за первой попавшейся простейшей затеей, что возникла у него в уме, накрученном обидой и перспективой показать всем, как сильно они его недооценивали. Но Брендан взялся за дело последовательно, систематично, не торопясь, все расставляя по местам. Недалекий юнец от обиды способен увязнуть в дерьме глубоко. Юнец, действующий последовательно, в дерьме увязнет с меньшей вероятностью, но уж если увязнет, дерьмо будет гораздо гуще.
Кел чувствует, что Трей, присевший рядом и наблюдающий за любой малостью, какая отражается у Кела на лице, улавливает этот миг неподвижности.
– Хм. Ну-ка, подержи, – выпрямляясь, непринужденно говорит Кел. Вручает малому фонарик.
– Зачем? – спрашивает Трей. Он скручен туго, как пружина, едва сдерживает свое электричество.
Кел достает телефон, включает камеру.
– Когда расследуешь – документируй. Кто его знает.
Трей не двигается. Взгляд вперен Келу в лицо.
– Вот здесь начни, – говорит Кел, кивая на входную дверь. – И двигай вокруг комнаты, спокойно, не торопясь.
Миг спустя Трей беззвучно повинуется. Ровно смещает фонарик, пока Кел снимает комнату на видео, затем держит неподвижно, пока Кел фотографирует термоящик, шкаф, примус, баллоны с пропаном, бутыли с водой. Затем Кел снимает задние комнаты, уже без фонарика. Не забитые задние окна – правильное решение. Если собираешься заниматься тем, чем собрался заниматься Брендан Редди, лучше оставить хорошую вентиляцию.
Пахнет здесь исключительно сыростью, дождем и елками. Брендан так и не приступил. У него почти все было, а может, и вообще все, и тут что-то пошло не так.
Дофотографировав, Кел забирает у Трея фонарик и возвращается в переднюю комнату, упирая луч в пол.
– Что ищете? – спрашивает Трей, не отставая ни на шаг.
– Все, что подвернется, – говорит Кел. – Но тут ничего. – Он высматривает пятна крови. Не видит, но это не значит, что их здесь нет. Похоже, пол мыли недавно, хотя никак не узнать, мыли до того, как Брендан исчез, или после. Люминол кровь показал бы, но люминола нету. – Осмотрись кругом хорошенько. Отличается ли тут что-нибудь от того, как здесь всё было, когда ты сюда приходил последний раз?
Трей пристально разглядывает все вокруг, не торопится. Наконец качает головой.
– Лады, – говорит Кел. Убирает телефон. – Пошли осмотримся снаружи.
Трей кивает и направляется к двери. Кел понятия не имеет, что́ малой из всего этого понял. Не разберешь, потому ли это, что малой такой, какой есть, или потому что он сознательно держит мысли при себе.
Они обходят заросший участок – бывший двор, но здесь ни удобной нычки, ни признаков раскопок. Обнаруживается лишь мусорная куча тех времен, когда дом был обитаем, – небольшая горка битой посуды и стеклянных бутылок, полупогребенная под многолетними наносами почвы и травы.
Трей подбирает палку и лупит ею по крапиве.
– Перестань, – говорит Кел.
– Чего это?
– Лучше не сообщать всему белу свету, что здесь кто-то был.