Я замерла на верхней ступеньке. Я и не подумала, что к ужину следует переодеться. Женщины были в платьях, а мужчины в рубашках с яркими узорами. Эйлса облачилась в хлопковое платье в восточном стиле ярко-розового цвета. Оно было более облегающим, чем те мешковатые одежды, которые она носила обычно.
Она вздрогнула, заметив меня, стоящую в тени.
– Не Моди, – произнесла Эйлса слишком быстро. – От нее не пахнет.
– Мне нравится Моди, – заявила Роза. – Мы говорим о другой собаке.
– О собаке фермера, – вставила Далила.
Том ухмыльнулся.
– Как там жизнь в свинарнике? – спросил он.
– В хлеву, – поправила его Эйлса.
– Я его и имел в виду. – Том встал и принес еще один стул. – Занятие прошло нормально?
– Очень хорошо, – ответила я и опустилась на стул, кивнув в знак благодарности.
Гэри поднял глаза от газеты.
– Надеюсь, Ферг хорошо себя вел.
– Прекрасно.
Том показательно застонал.
– Думаю, он показал Максу, что значит заниматься.
Макс в это время стоял на четвереньках, и тут его плечи опустились. Я с трудом сдержалась, чтобы не погладить его по голове. Он бросил палку, которой шевелил угли, в огонь и смотрел, как она горит.
– Ничего показывать не требовалось. Они оба были сосредоточены на заданиях.
Том налил бокал шампанского из бутылки, которая стояла на полу, и протянул мне.
– Вот как? Ну, тогда давайте это отметим, – сказал он пафосно, а потом демонстративно поклонился.
– Благодарю вас, – ответила я, стараясь сымитировать его, но ошиблась с интонацией. Тон получился такой, словно у учительницы, ставящей на место непослушного ребенка.
Эйлса поймала мой взгляд и подмигнула. Том опять уселся на стул рядом с Далилой. У нее на платье был длинный разрез, и она терла обнаженное бедро, словно массируя мышцу.
От одного из поленьев взметнулись искры.
Роза извинилась передо мной за «нашествие незваных гостей». Они уже завтра поедут дальше в Корнуолл, где Гэри с детьми проведут все лето. У нее же самой отпуска только две недели.
– В нашей семье маме приходится работать, чтобы все остальные могли жить так, как они привыкли.
Эйлса задала несколько вопросов о доме в Корнуолле. Снесли ли они стену, чтобы увеличить кухню? А что решили делать с сараем? Удалось ли получить разрешение муниципалитета на перепланировку? Даже в той природоохранной зоне?
– Как здорово, – повторяла Эйлса, хотя Роза сказала, что пора менять крышу. – Как здо-ро-во.
Гэри сидел на другом конце скамьи и рядом с ним лежала куча субботних газет, раскрытых на страницах со спортивными новостями. Тут он поднял голову, хотя до этого участия в разговоре не принимал, и обратился ко мне:
– Верити, Роза сказала, что Эйлса помогает вам с какими-то работами по дому?
Я сделала небольшой глоток шампанского.
– Да. Но не с новой крышей, конечно. Она помогает мне избавиться от хлама.
– Избавиться от хлама? – Том издал саркастический смешок. – Простите, – добавил он, поймав взгляд Эйлсы. – Простите. Я знаю, что это не смешно.
– О, это сейчас очень модно, – вставила Далила. – Избавление от хлама. Есть даже шоу на Netflix, которое все смотрят.
– Метод Мари Кондо
[43], – сказала Роза. – Нужно подержать каждый предмет в руке и почувствовать, вызывает ли он у вас прилив радости.
– Или ярости, – добавила Эйлса.
Роза положила руку на спинку скамьи и разгладила воротник на поло мужа.
– «Не держите дома ничего, о чем вы не можете сказать, что оно полезно или красиво». Кажется, так сказал Уильям Моррис
[44]?
– Вроде так, – кивнула Эйлса. – Хотя у нас у всех разные представления о красоте и полезности. И я полагаю, что представления Верити не всегда совпадают с моими.
Она улыбнулась мне. Она не хотела быть жестокой. И она играла на публику. Я опять подумала о Фейт, о том, как она, когда мы были молодыми, могла быть мила со мной, когда мы были вдвоем, но на людях я часто становилась объектом ее шуток. Я сидел, подсунув под себя руки, деревянный стул был шершавым под моими ладонями. Я шевелила пальцами, пока в один не впилась заноза.
– Никогда не знаешь, что может оказаться полезным, – заметила я. – От молотка нет никакой пользы, пока вам не требуется забить гвоздь. Пинцет не нужен, пока не соберетесь выщипывать брови. Вы можете просто не осознавать полезность каких-то предметов – например, железной палки, куска веревки – пока вам не потребуется что-то починить, и не окажется, что как раз требуется что-то подобное. И, конечно, красота – это понятие относительное, даже для одного человека, – продолжала я, слегка заикаясь от волнения. – В один день человек готов умереть за папоротники и пальмы, а на следующий – за васильки и маргаритки.
Эйлса выглядела удивленной. Она встала и сказала, что ей нужно посмотреть, как там ужин. Я предложила свою помощь, но она покачала головой.
– Все под контролем. Я вас позову, когда все будет готово.
Она прошла через распахнутую дверь на кухню, и мы услышали, как открылась духовка и зашипел горячий жир.
Я почувствовала на себе взгляд Тома.
– Дом Верити – это просто сокровищница полезных и красивых вещей, а также предметов, которые, возможно, менее полезны и менее красивы, – сказал он. – Но я хочу знать, что она хранит в спальне на втором этаже в задней части дома. Никого туда не пускает – ни за что. Комната заперта.
Он оглядел всю компанию.
– Каждой женщине нужна своя комната, – заметила Роза. – Я не люблю, когда кто-то заходит в мой кабинет. Даже Гэри. На самом деле, когда у меня появится кабинет в Корнуолле – ради чего и затеяна вся эта возня с перестройкой сарая, – он тоже будет всегда заперт.
Я с благодарностью посмотрела на нее.
– Это была комната моей сестры, – сказала я. – Не только была, но и есть. Никаких тайн. Никаких трупов, никакой готической камеры пыток или что вы там вообразили. – Я издала смешок, который постаралась сделать легким и звонким. – Просто комната моей сестры.
– А ваша сестра к себе никого не пускает? – Гэри опять оторвал глаза от газеты.
– Ее сестра там не живет, – ответила Роза. – Они не разговаривают.
Гэри застонал:
– Боже, ох уж эти семейные ссоры. Это всегда ужасно.