И да… Я знаю, что вела себя смехотворно и глупо. Наконец, сквозь зеленые и желтые ветки ивы, я заметила Моди – всклокоченную белую шерсть. Она опустила голову и пила из реки. Как только я снова ее позвала, собака подняла голову и побежала ко мне, прорываясь сквозь ивовые ветки, тоже тяжело дыша. В это мгновение я поняла, что вела себя как идиотка. Я злилась, сердце продолжало судорожно стучать в груди. Я пристегнула поводок к ошейнику, наклонилась, уперлась локтями в бедра и попыталась восстановить дыхание.
– Вот она. – Эйлса догнала меня. – С паникой покончено.
– С паникой покончено, – с трудом повторила я.
– Бедная Верити, – сказала Эйлса, похлопав меня по плечу.
– Со мной все в порядке.
– Вы очень бледны.
Я покачала головой.
– Вы дрожите.
– Через минуту со мной все будет в порядке. – Я потерла крошечные кровавые пузырьки на лодыжках.
– Наверное, нам все равно стоит вернуться.
– Да. – Я распрямилась.
Она пошла вперед, я за ней.
– Когда вернемся домой, выпьете чашку чая, – сказала Эйлса. – Это то немногое, что Далила способна сделать без посторонней помощи.
Я издала неопределенный звук.
Через несколько минут Эйлса вздернула подбородок и снова посмотрела на луг.
– Вот такой в моем понимании и должна быть правильная лужайка с полевыми цветами. Может, стоит тут выкопать несколько штук и взять домой.
– Тут нет васильков, – заметила я.
– Вы правы. Нет Centaurea cyanus.
Я сглотнула.
– Для них нужно вспаханное поле, и поэтому они на самом деле не являются полевыми цветами.
Эйлса рассмеялась, глядя на меня из-под ресниц.
– Знаете, что мне в вас нравится? Вы ничего не упускаете. Далила очень раздражает, правда?
– Она не из тех людей, которые мне нравятся.
– Дело в том, что мне приходится с ней мириться, потому что они с Томом всегда были так близки.
Сердце на мгновение замерло у меня в груди.
– Слишком близки? – решилась спросить я.
Эйлса отвела взгляд.
– Они давно знакомы – в детстве были соседями, строили дома на деревьях, вместе играли, а потом, перед университетом, еще и какое-то время встречались. Она всегда была в него немного влюблена, а он ей подыгрывает. Хотя он ужасно флиртует.
Мы дошли до ворот. Я остановилась, опершись на них.
– О, значит, ничего серьезного, – сказала я с облегчением.
Эйлса снова посмотрела на меня.
– Надеюсь, что нет. – Она рассмеялась. – В противном случае мне придется его убить.
Хотела бы я тогда знать наверняка, что будет дальше. Так трудно о чем-то говорить с уверенностью, особенно когда точность так важна, как сейчас. Хотя я помню детали, возможно, мне все это привиделось или приснилось.
Я помню, как протянула руку к высокому стеблю с цветками-зонтиками, которое росло в ложбине между рекой и воротами.
– У меня в саду столько бутеня клубненосного, – сказала я. – Он так буйно разрастается. Но очень быстро вянет, если его сорвать.
Может, это и не был бутень клубненосный. Может, это был лютик, колокольчик или наперстянка. У многих полевых цветов есть двойники. Я уверена, что смогу придумать и другие примеры, если постараюсь… Например, у вьюнка есть вероломная кузина ипомея. Этот список можно продолжить.
Но что бы это ни было, Эйлса схватила меня за руку и потянула прочь.
– Не прикасайтесь к нему. Даже если просто коснетесь, у вас на руке останутся волдыри.
Я осмотрела руку. Мне стало не по себе, когда я подумала про свой дикий сад.
– Откуда вы знаете, что это не бутень?
– Легко. Посмотрите внимательнее. Это растение более темного зеленого цвета, и листья другие – более перистые. – Она наклонилась и осмотрела стебель. – Видите эти пурпурные пятнышки? Бутень цветет гораздо раньше, цветочки чуть розоватые, немножко мохнатенькие. Если возьмете в руки и разломите, то увидите, что у бутеня треугольный стебель, а у болиголова пятнистого круглый и полый. И он отвратительно пахнет. – Она сморщила нос. – Мышами.
Мышами. Я не хотела, чтобы это врезалось мне в память, но оно врезалось. Пахнет мышами.
Глава 17
Карточная игра «Чудеса света» Top Trumps.
Nocturnal, прил. – ночной: если речь идет о человеке, это тот, кто занимается каким-то делом или активен по ночам; предпочитающий действовать по ночам.
Когда мы вернулись, в доме все бурлило. Мокрые следы пересекали террасу, на стульях висели и валялись полотенца, сидели подростки. Из дома слышались голоса. В дверь вышла Роза в летнем платье и большой шляпе, держа чашку в одной руке и печенье в другой.
– О, еще двое к чаю, – крикнула она при виде нас.
В кухне играла музыка. Чуть позже я узнала, что это саундтрек к мюзиклу «Гамильтон». Что-то более тихое доносилось со стороны Беа, которая разговаривала по телефону, стоя на верхней ступени лестницы.
Роза съела печенье, приобняла меня одной рукой, другую протянула Моди: дала понюхать ее, прежде чем начала гладить, – верный признак собачника (может, именно поэтому я и сомневаюсь на ее счет). Том и еще один мужчина, вероятно, муж Розы – Гэри, также вышли из дома, чтобы нас поприветствовать. Оба были бледными и имели лишний вес, что оказалось очень заметно, когда они надели шорты и немного тесноватые рубашки-поло. Оба с солнечными очками на голове. Похоже, Том решил отращивать бороду. Он подмигнул мне, явно отложив на время все угрозы и запугивания.
– Чай? – спросил он. – Или чего-нибудь покрепче?
– Я только что использовала остатки молока, – сообщила Далила, которая вышла вслед за ними из кухни. Она распустила вьющиеся волосы. На ней был купальник с оборочками в стиле 1950-х годов, и полотенце вокруг талии.
Эйлса радостно улыбнулась.
– Я быстро съезжу в магазин, – произнесла она нараспев, но в голосе слышалось негодование. – Ключи? Том? Лучше съездить сейчас, а то будет поздно. Ужин на одиннадцать человек сам себя не приготовит.
– Может, Верити хочет выпить? Можно открыть бутылочку. Д.Л. [он назвал знаменитого британского актера] прислал мне бутылку отличного шампанского.
Эйлса откашлялась.
– Я съезжу за молоком, – сказал Гэри, обнимая Розу за плечи и словно говоря: «Взгляните: мы – счастливая семейная пара: услужливый муж, благодарная жена».
Эйлса улыбнулась.
– Это было бы отлично. И давайте пока не будем открывать шампанское, хорошо? Верити нужно заниматься с нашими оболтусами, для этого требуется трезвая голова.