С лодией и рыбацкими снастями туда отправилась пара воинов. Они выбрали место напротив лесистого островка на Итиле. И принялись ловить рыбу для засола на зиму. Бочка быстро заполнилась. К счастью, прибыл первый груз. Бочки погрузили и повезли по городу.
«Пущай думают, чё московитяне надолго остаются здеся», — думал Кошка.
Но вот последние мешки с овсом на месте. Там, на островке, собралось уже более половины сопровождающих.
Провожали Василия и его оставшихся воинов Кошка, Бякота и Серкизович. Отъезжали они глухой ночью. Перед тем как оседлать коня, Василий, глядя на небо, перекрестился. Оно было затянуто облаками. Он счёл это хорошим предзнаменованием. Княжич обнял на прощание бояр и тронул было коня. Но остановился и позвал Кошку.
— Фёдор, — и наклонился к нему, — помни об Ольге. Сделай всё, как я сказал.
— Не сомневайся, княжич, всё исполню, — ответил тот, крестя его на дорогу.
Василий пришпорил коня. Через какое-то время княжич услышал конский топот. Он приостановил коня и взялся за эфес меча. Когда всадник приблизился, Василий увидел Бякоту.
— Я, княжич, хочу тя проводить. А то душа не на месте.
Василий только улыбнулся и, опустив рукоять, взмахнул плетью.
ГЛАВА 12
На обрывистом берегу Вислы, в южной части города Кракова, находится высокий холм, на котором возвышается Вавель, королевский замок. Из-за суровых каменных стен выглядывает шпиль одного из древних сооружений — часовни Феликса и Адаукта. От самых стен замка и по главной городской дороге с обеих сторон толпился народ. Около замка — вельможи да прелаты, а далее уже простой люд.
Королева сидела в замке, в тронном зале. Она была в ожидании встречи с будущим мужем. Несмотря на то, что её человек весьма лестными словами отозвался о великом литовском князе, она не могла подавить в себе страх. Ей представлялось, что сейчас к ней войдёт волосатый варвар, с копями вместо ногтей и огромными клыками, которые не вмещаются во рту. И по её нежной коже пробегал мороз, Когда она представляла себе, как он касается её руки.
— Иезус Мария... — шепчут её губы, — спаси меня от этого дикаря.
Как ей хотелось вскочить и убежать, куда глаза глядят. Но на страже стояли бдительные вельможи. Среди них и ненавистный ей Потоцкий. Это он заставил её дать согласие на замужество за литовского князя. Куда ей деваться, если двор полон его воинов. А он смотрит, не спуская с неё своих полувыцветших глаз.
И вот снизу долетел шум. Приближался жених. Какой-то порыв заставил её приподняться. Потоцкий сделал шаг в её сторону. Но... всё. Уже поздно. По гулу голосов можно понять: он уже здесь. Её глаза устремились на дверь. Вот она медленно растворилась. Склонились в поклоне слуги. Он спокойно вошёл в зал. На какое-то мгновение застыл. Взгляды их встретились. В голове у королевы мелькнуло: «Не обманули!» Действительно, невысок, но строен. Лицо чисто выбрито и не лишено мужского обаяния. Одет со вкусом. На плечах тёмно-синий аксамитовый плащ, отороченный золотом; под ним тёмно-вишнёвый камзол с золотыми пуговицами и бриллиантовой брошью под горлом. На ногах светло-жёлтые сапоги. Походка лёгкая и действительно взгляд государя. И никаких цепей, которые так любит шляхта.
На ней серое шёлковое платье с большим чёрным воротом, на котором красуется золотая брошь с бриллиантом. Оно так гармонирует с её блестящими глазами и темно-каштановыми волосами, перехваченными золотым обручем, напоминающим корону. «О! Она... прекрасна!» — мелькнуло в его голове. Князь подошёл к ней, и она протянула руку для поцелуя. Поцеловав руку, он поднял голову и на чистом польском языке произнёс:
— Я надеялся увидеть королеву, а увидел... богиню!
Она улыбнулась своей лучезарной улыбкой, а зал взорвался восторженным рёвом и аплодисментами. Всем стало ясно, что вельможи могут быть спокойны: свадьба состоится.
Дав им переброситься несколькими общими фразами, к Ягайле подошёл епископ. Он был одет в чёрную мантию с чёрной камилавкой на голове. На груди большой крест. Осенив их крестом слева направо, он что-то невнятно, быстро пробормотал. С трудом можно было понять: «Да дарует вам Господь свои милости». Потом, перейдя на литовский, проговорил:
— Князь, прежде чем получить руку этой прекрасной... э... — Он какое-то мгновение раздумывал: как лучше сказать — королевы или девы, и всё же решил: — Девы, вам надлежит пройти со мной в священное для каждого поляка место: в часовню Феликса и Адаукта. А завтра я хочу вас видеть в Мариацком костёле.
Покои, отведённые Ягайле, были по-королевски прекрасны. Они состояли из двух больших комнат: спальни и столовой с длинным столом, чтобы проживающий всегда мог дать приём для узкого круга людей. Здесь же, почти во всю стену, расположился поставец резной работы с цветными стёклами, которые скрывали от глаз дорогую позолоченную посуду. В спальне, у дальней стены, стояла огромная, инструктированная золотом, кровать под балдахином с многочисленными пуховками и огромным пуховиком с шёлковой накидкой. Пол выложен из разных пород дерева, что придавало помещению нарядный вид. На стенах шёлковые, цветастые ткани мягких тонов. У стены стоял столик с многочисленными ящичками с золотыми ручками и зеркалом чуть ли не в рост человека.
Ягайло бегло всё это осмотрел, но для восхищения увиденным у него было не то настроение. Приглашение епископа прийти завтра в костёл испортило ему настроение. Добиваясь короны, он был готов к этому, но представил себе, как воспримут его отречение от православия и принятие католичества близкие люди: взять хотя бы Скиргайла, яростного приверженца православия. Да и Витовт тоже получит дополнительный шанс поднять литовцев на борьбу с ним. И ему стало не по себе. Он не рассчитывал, что это случится так быстро. Но приглашение епископа он понял так, что завтра состоится его посвящение в католики.
И тут он вспомнил о Софье и сказал себе: «Как только эта весть дойдёт до брата Скиргайло, он тотчас изменит своё отношение к Софье и направит её к отцу. Этот жест их примирит. А этого нельзя допустить». И ему даже захотелось тотчас отдать приказ, чтобы послали людей и привезли Софью поближе к нему. Но... приказывать было некому. Всех его людей поселили в неизвестном ему месте. Он ругнул себя, что никого не оставил при себе.
Утром, когда Ягайло появился в костёле, епископ был уже там. Князь застал его молящимся у большой иконы Пресвятой Матери. Однако это не помешало проницательному взгляду епископа уловить, что на лице у князя лежала печать бессонной ночи. И он понял, что Ягайло окончательно сломлен. Это уже победа. Большая победа. Но, чтобы не выдать своей радости, епископ не торопясь закончил молитву и только после этого подошёл к литовскому князю.
— Да благословит тебя Бог! — произнёс он и спросил: — Князь готов принять новую веру?
— Готов! — сумрачно ответил Ягайло.
Епископ повернулся к своей братии, стоявшей поблизости, и кивнул головой. Они окружили Ягайла.
— Начнём, сын мой, — проговорил епископ,— прошу повторять слова за мной.