— Волим! — взревел зал.
Ядвига поднялась и посмотрела в зал. Голоса смолкли.
— Мне сказывали, — заговорила она приятным, грудным голосом, — что этот князь варвар нравом и урод телом.
Зал зашумел. Опять поднялся Потоцкий и поднял руки. Крики смолкли.
— Ядвига, ты не права. Мы даём тебе право самой убедиться. У тебя есть верные люди. Пошли любого.
— Хорошо, — ответила она, — я так и сделаю.
Пока она выбирала верного посланца, вельможи, не теряя времени, отправили к Ягайле своего человека. Он встретил её посланца ласково и учтиво. Вернувшись, посланец поведал ей, что литовский князь наружностью приятен, даже красив и строен. Роста среднего, длиннолиц, и во всём его теле нет никакого порока. Важен и смотрится государем.
Ядвига успокоилась и позволила убедить себя.
Узнав об этом, Ягайло стал собираться в дорогу. Перед отъездом он пригласил Скиргайло и дал ему пару советов: тайно забрать в Вильно Софью и отвезти в Троки. И следить, чтобы к ней никто не имел доступа и чтобы она не сбежала. Эту тайну хранить от отца, да и вообще следить за ним. Тут Скиргайло переборщил. Ему, конечно, придавало тщеславия то, что его брат стал королём. И в этом своём старании он дал Витовту повод думать о том, что он хочет извести его и действует по указке своего брата. И опять Витовт получил повод думать о том, что и Ягайло повёл себя «не по-королевски». Он не дал грамоты на управление обещанными волостями. Когда Витовт с письмом, в котором излагал свои требования, послал человека к Ягайле, он схватил его и приказал пытать, требуя, чтобы тот выдал, что Витовт имеет сношения с московским князем.
Когда Витовт об этом узнал, то не стал дожидаться, чтобы его схватили, а бежал в Мазовию, к Семовиту, который не только не уважал Ягайлу, но и знать его не хотел. У него было достаточно войска, чтобы дать любому напавшему достойный отпор, но он сам не хотел нападать на негодяя. Поэтому он с распростёртыми объятиями принял беглеца, которому бежать было некуда. К тевтонцам не мог, Московия далеко… Но Витовт ещё раз убедился в том, как Ягайло ненавидит Московию.
Витовт не особенно жалел о случившемся. Даже наоборот: был рад тому, что удалось уничтожить немецкую крепость, которая одной ногой ступила на его землю. В глубине души он понимал, что вернёт утерянное княжество. Единственное, чего он не мог себе простить, это то, что не добился возвращения своей любимой и единственной дочери Софьюшки. «Где она?» — не выходило из его головы.
Княжна по-прежнему проживала в Вильно, в Ягайловом замке. Поздно вечером, закутавшись в плащ — на улице была прескверная погода, было ветрено и лил мелкий назойливый дождь, — она вместе со своей служанкой возвращалась из церкви к себе. Миновав ворота, её молодые острые глаза заметили у дальней стены какой-то подозрительный экипаж. Ей показалось, что он словно от какого-то прячется. Сердечко её от чего-то дрогнуло. Придя к себе и раздеваясь, она сказала об этом служанке.
— Ой, госпожа, не обращай внимания. Да мало ли зачем он стоит!
И всё же Софья легла спать с тревогой.
Предчувствие княжну не подвело. В полночь её неожиданно разбудила служанка.
— Госпожа, госпожа, вставайте. За вами пришли.
Она приподнялась и увидела через спинку кровати, что дверь открыта, а в коридоре, в свете факелов, толпятся воины. Все они были в масках и зловещих чёрных одеждах. Она воскликнула:
— Нет! — и, упав на подушку, закрылась с головой.
И тут она услышала тяжёлый топот. Подошёл кто-то сильный и здоровый, сгрёб её вместе с одеялом и понёс к выходу. Княжна попробовала было освободиться, но воин крепко сжал её. Ей стало больно. Сопротивление бесполезно: никто не услышит крики, никто не придёт на помощь.
Под топот многих ног её вынесли на улицу. Это она почувствовала по холодному воздуху. Потом произошла какая-то возня, и она услышала, как застучали колёса по мостовой. Её куда-то везли. Она завопила:
— Куда меня везёте?
Ответом было молчание. Тогда она вновь попробовала освободиться, но её вновь до боли сжали.
Потом карету отчаянно затрясло. Но сон брал своё. Она порой словно куда-то проваливалась. Очнувшись, чувствовала, что бешеная гонка продолжается. Наконец под утро всё стихло. Её опять куда-то несли, потом положили, загремели шаги, и вскоре опять всё стихло. Княжна ещё какое-то время, боясь пошевелиться, полежала, затем осторожно вытащила руку наружу. Никто ничего не сказал. Тогда она сбросила с лица одеяло и увидела через слабый свет высокого окна, что находится в какой-то комнате с серыми неприветливыми стенами.
Отбросив одеяло, княжна поднялась и осмотрелась. Комната, в которой она оказалась таким странным образом, была обычной. Кровать, на которую её положили, стояла у стены. Около окна стоял стол с толстыми четырёхгранными ножками. Рядом два стула, таких же громоздких. У противоположной стены — поставец с несколькими дверьми.
Одетая в лёгкую ночную рубашку, она почувствовала, что начинает мёрзнуть. Подошла к поставцу и открыла двери. Софья увидела, что там висела женская одежда: тёплое нижнее бельё, длинная рубаха, платья, кофты. Удивительно, но всё подходило ей по росту. Невольно в голову пришла мысль, что её давно готовились сюда перевезти. Но где она?
Дверь внезапно открылась и на пороге появилась немолодая женщина с подносом. Она молча прошла к столу, поставила поднос и, не сказав ни слова, скрылась за дверью. Загремел засов. Софья поняла, что она под стражей. Что-то толкнуло её к двери. Она закричала, застучала кулаками и ногами по двери. Дверь гремела так, что казалось, поднимет мёртвых, но никто не подошёл.
Заплакав от досады, она села на кровать, закутавшись в одеяло. Со стола тянулся запах вкусной еды. Тем временем в комнате слегка посветлело, хотя за окном нависла серо-чёрная туча, орошающая землю по-осеннему мелким дождём. Такая обстановка порождала грусть и отчаяние. Пустой желудок всё сильнее давал о себе знать. И Софья не выдержала. Она по привычке пошарила ногой под кроватью и нашла мягкие тёплые чувяки. Надев их, Софья поспешила к поставцу, взяла оттуда тёплую одежду и подошла к столу.
К своему удивлению и… радости, она увидела свою любимую еду: тыкву, запечённую с яблоками и политую мёдом, медовый тёмный пряник, творожник с мёдом. А в кувшине любимый сливовый отвар. Тяжёлые думы куда-то исчезли, и она принялась за еду. Не успела Софья закончить трапезу, как в дверь кто-то постучал. Княжна соскочила со стула и бросилась к дверям. Но шагах в двух внезапно остановилась. Дверь отворилась, и на пороге стояла её любимая служанка с ворохом одежды.
Встреча была горячей. Кинув одежду на кровать, Софья потащила служанку к столу.
— Давай ешь и рассказывай… — усадив прибывшую, сказала Софья.
— Да чё рассказывать? — отламывая кусочек хлеба, произнесла служанка. — Ввалилось ко мне вот такое чудовище, — служанка развела руки, — и говорит: «Иди в комнату своей хозяйки, собери её вещи и жди меня». Я так его напугалась. Господи! Душа ушла в пятки. Но… пошла. Собрала. Он схватил мня за руку и потащил на улицу. Там ждала какая-то колымага без окон. Мня втолкнули туда… И вот я здеся.