Он замер, позволяя существу себя рассмотреть. Оно кружило вокруг него такими же короткими плавными рывками. Взметало фонтанчики песка и оставляло за собой след на земле. Наконец оно приблизилось.
Тут он и поймал его. Он держал существо, не позволяя вырваться, удерживал множеством невидимых рук. Он изучал его, но не анализировал — лишь пытался понять, что оно собой представляет. Протоплазма, покрытая хитиновым панцирем, который защищал от радиации, а то и (он не был точно уверен) преобразовывал ее энергию. Этому существу, скорее всего, радиация была необходима, как другим — тепло, еда или кислород. Разумное и способное испытывать многообразные чувства — возможно, не настолько разумное, чтобы основать сложную культуру, но все же вполне разумное. Кто знает, может, оно еще не достигло пределов своего развития и через пару миллионолетий таки заложит новую культуру.
Он отпустил его. Существо поспешно заскользило прочь и быстро скрылось из виду, но еще некоторое время он мог понять, где оно, по следу на земле и взметающемуся вверх песку.
Его ждала работа. Надо было описать атмосферу, проанализировать состав почвы и микроорганизмы, которые, возможно, в ней обитают, проследить, куда бежит ручей, исследовать растительные формы жизни, полезные ископаемые, измерить магнитное поле и радиационный фон. Но сперва следовало изучить планету в целом, выяснить, что это за место, и найти регионы, которые представляют экономический интерес.
И вот опять появилось слово, которого раньше не было. Экономический.
Он погрузился в себя, в этот теоретический разум внутри гипотетического силового поля, в поисках смысла, скрытого в одном-единственном слове. Когда он нашел его, смысл был ясен и точен — наконец хоть что-то ясное и точное! Есть ли здесь что-либо, что можно использовать, что можно выгодно продать?
«Охота за сокровищами! — подумал он. — Вот в чем смысл моего существования».
Он тут же понял, что ему самому любые сокровища совершенно ни к чему. Должен быть кто-то еще, кому они нужны. Тем не менее при мысли о сокровищах им завладело радостное волнение.
«К чему мне, — спрашивал он себя, — искать сокровища?» Получил ли он хоть какую-то выгоду от всех тех сокровищ, которые нашел на других планетах? Впрочем, если подумать, далеко не на каждой из них были сокровища. А даже если и были — могли оказаться недоступными из-за природных условий. Он вспомнил: многие планеты, слишком многие, были таковы, что лишь существо вроде него могло к ним приблизиться.
Ну да, бывало, его пытались отозвать с планеты, когда выяснялось, что она не представляет экономической ценности, ведь дальнейшие исследования были бы пустой тратой времени. Но он бунтовал, игнорировал призывы возвращаться — куда уж там ему полагалось возвращаться. Потому что, согласно его внутреннему кодексу, уж если он принимался за работу, то не отступал, пока она не будет выполнена. Если он за что-то брался, он не мог все бросить, пока дело не сделано. Это твердолобое упрямство было неотъемлемым его качеством, и без него он не смог бы заниматься тем, чем занимался.
Либо так, либо никак. Он либо жил, либо не жил. Либо работал, либо нет. Таким его сделали — чтобы он хотел найти ответы на все поставленные вопросы и не мог отступить прежде, чем они исчерпаются. Им пришлось смириться, в конце концов они его поняли; теперь никто больше не пытается отозвать его с невыгодной планеты.
«Они?» — спросил он себя и смутно припомнил других существ — таких же, каким он был раньше. Они создали его, они сделали его тем, кем он был, и эксплуатировали его так же, как эксплуатировали найденные им прибыльные планеты. Впрочем, его не смущало, что его используют, потому что благодаря этому он жил, и не мог бы жить иначе. Либо такая жизнь, либо совсем никакой. Он попытался припомнить подробности, но что-то ему мешало. Точно так же он многого не мог вспомнить о планетах, на которых был раньше, — воспоминания приходили урывками. Он подумал, что это неправильно, ведь опыт, который он получил на других планетах, мог подсказать что-то о той, где он очутился сейчас. Но им почему-то так не казалось, и они усердно стирали все его воспоминания о прошлом, прежде чем снова выслать на задание.
«Надо очистить его память, — говорили они, — чтобы уберечь от сомнений; на новую планету нужно послать новый, ясный, ничем не обремененный разум».
Поэтому, понял он, на каждой планете он чувствовал себя рожденным здесь и сейчас и заново искал цель и смысл своей жизни.
Он не был против. Он жил и видел много планет — очень разных планет, — видел их и мог не опасаться за свою жизнь, где бы ни оказался. Поскольку ничто не могло навредить ему — ни зубы, ни когти, ни яд; любая атмосфера, любая радиация — все было ему нипочем. Поскольку нечему было вредить. Он шел — нет, не шел, но двигался — неприкасаемый сквозь бесчисленные адские бездны Вселенной.
Поднималось второе солнце — громадная, кирпичного цвета звезда выползала из-за горизонта, первая же начинала клониться к западу. Для удобства он решил считать, что большое красное солнце восходит на востоке.
Спектральный класс K2, вычислил он; звезда раз в тридцать больше Солнца в диаметре, с температурой на поверхности не выше 4000 градусов. Двойная система — как минимум, ведь могут взойти и другие солнца, которые ему только предстоит увидеть. Он попытался вычислить расстояние, но о точности не могло быть и речи, пока гигант не поднимется выше по небу, пока он не оторвется от горизонта, который сейчас рассекает его надвое.
Но второе солнце может подождать, все может подождать. Сперва он должен кое-что осмотреть. Раньше он этого не понимал, но теперь стало очевидно, что одна деталь ландшафта не дает ему покоя. С кратером было что-то не так. По виду типичный кратер — но откуда он тут взялся? Вулканический кратер никак не мог возникнуть посреди песчаной равнины, где из горных пород был только осадочный известняк. Вокруг ни магматических пород, ни застывших потоков лавы. Даже если бы кратер возник из-за падения метеорита, картинка все равно не складывалась, потому что удар метеорита, оставившего кратер такого размера, превратил бы все вокруг в раскаленную массу и вызвал бы выплеск магмы — но никаких подобных последствий не наблюдалось.
Он неспешно заскользил в сторону кратера. Под ним была все та же красная почва и фиолетовые плоды, ничего интересного.
Он остановился — если про него можно было так сказать — на краю кратера, и пару мгновений не мог понять, что именно он видит.
Какая-то блестящая субстанция спускалась по всей окружности кратера от края ко дну, образуя нечто вроде вогнутого зеркала. Точнее, не совсем зеркала, потому что оно ничего не отражало.
Тут внезапно на поверхности проступило изображение — и если бы он мог дышать, у него бы перехватило дыхание.
Два существа, одно — большое, другое — поменьше, стояли на краю глубокого карьера, а рядом с ними возвышался срез песчаника. Существо поменьше ковырялось в песчанике каким-то инструментом — инструмент оно сжимало в ладони, ладонь крепилась к руке, а рука — к телу, и у тела были глаза и голова.