Мелким шрифтом - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Глэнси cтр.№ 47

— Может, чего–нибудь покрепче?

Грег отставил чайник, налил нам по щедрой порции шотландского виски и сказал:

— Ваше здоровье.

Погруженный в свои мысли, я взял стакан и направился к телескопу ^[176], стоявшему возле окна.

Телескоп Грега соблюдал условия. Он не был направлен ввысь в ожидании неземной красоты ночного космоса. Я заглянул в окуляр; телескоп был нацелен на чью–то спальню. Похоже, даже мистики не прочь полюбоваться голой попкой.

Допив виски, я спросил:

— А она и вправду так несчастна?

— Кто?

— Моя жена.

— Зачем вам медиум? Вы и сами это знаете.

— Вы правы, — сказал я.

Грег пошел в ванную, а я воспользовался моментом и сделал нечто совершенно мне не свойственное. Не веря себе самому, я взял Грегову бутылку виски, сунул ее под мышку и вышел из дома.

Условия самолюбия едины для всех. В глубине души каждый из нас лелеет иллюзию, что он или она — совершенно непостижимые люди; сокровенное «я» каждого из нас запрятано в самом центре непреодолимого лабиринта. Но после нескольких минут, проведенных с Грегом, я почувствовал себя одной из моих анатомических куколок: все внутренности оказались снаружи, и нет даже тонкой кожи, которой можно было бы как–то прикрыть мое сконфуженное, выставленное на обозрение естество ^[177].

Пересмотр своих собственных Условий и Примечаний — дело трудное.

Они накрепко впечатаны в мозг. Гораздо легче упорно держаться за эти условия и отвергать все, что им не соответствует. Я пустился во все тяжкие: принялся все отрицать, сочинять клаузулы и примечания, которые помогали придавать смысл бессмыслице. Я начал думать как отец. Если что–то мешало моей деятельности, я отказывался в это верить.

Вот примерный ход моих мыслей: я живу в большом городе, но мой круг общения весьма узок — с небольшую деревушку. Скорее всего, Грег не столько шепчется с духами, сколько собирает обрывки слухов в самых разных кругах и компаниях; короче, он всего лишь пронырливый сплетник. Да, это самое разумное объяснение. Элис наверняка кое–кому признавалась, что несчастлива. Собственно, именно она порекомендовала мне этого «медиума»; возможно, она ему и рассказала, что в молодости я был невероятно талантлив, астал влучшем случае заурядной личностью. Возможно, даже призналась Грегу, что я ее страшно разочаровал. От нее же он мог узнать об ограбленном старике и о производителях оружия. Вот и все. Вполне рациональное объяснение, А иное решительно отрицается.

Но! А как же манипуляции с контрактами? Это ведь строжайший секрет, тайна за семью печатями — еще бы, возможны самые мрачные последствия. Эту тайну я похоронил на дне собственной души. Уж тайна так тайна: ни одна живая душа о ней знать не знала. Вот загадка! Как он смог пронюхать? И как это объяснить с рациональной точки зрения? Как мне теперь выпутываться? Видимо, только с помощью спиртного. Я сел в машину и жадно отпил виски прямо из горлышка ^[178].

Я сидел и уговаривал себя успокоиться, но мое тело пришло в страшное волнение.

Полной уверенности у меня не было — почти все утро я пытался не обращать внимания, — но мало–помалу убедился, что меня настойчиво преследует птица. ^[179]

Покойникам вообще–то не положено болтать.

Я замахал руками на надоедливую птицу и стукнул кулаком по ветровому стеклу. Но наглый воробей и не думал улетать, а мне вдруг послышалось нечто очень странное. Я решил не отвлекаться и, чтобы припугнуть пернатого нахала, включил дворники.

Снова те же звуки ^[180]. На этот раз я замер и навострил уши. Проверил радио: выключено. И тут случилось неожиданное. Я потом долго сидел неподвижно — силился понять, что происходит.

Мне показалось, что я слышал папин голос ^[181].

Я прислушался. Да, вот опять. Еле различимый звук, напоминает далекий–далекий крик. Этот голос ежедневно звучал у меня в ушах — твердый, авторитетный голос хорошо образованного, уверенного в себе человека. Речь у него была точь–в–точь как у тогдашних дикторов Би–би–си — прежде ведь не сажали перед микрофоном людей с самыми разными акцентами. У отца было правильное, нормативное произношение, образцовая, чуть рубленая речь.

Голос его всякий раз неожиданно доносился из той сломанной шарманки, в которую превратилась моя голова; и, как правило, я слышал ровно тот совет, которым в ту минуту пренебрег: «Никогда, ни при каких условиях не подписывай ничего, пока не прочтешщь все до конца, вникая в каждое слово со всеми его оттенками и отчетливо сознавая все возможные последствия сделки».

Но чтобы этот голос слышался не из моей головы, а откуда–то извне…

— Привет, Фрэнк, — сказал он.

Да, именно так.

Привет, Фрэнк.

От волнения у меня ком подкатил к горлу. Я опустил голову на руль и прислушался. Снова ошалело глянул на дверь Грега. Уж не подмешал ли он мне в бокал галлюциноген? Или подмешал еще какой–нибудь дряни? На миг я даже убедил себя, что все происходящее — и выпивка, и нахальный воробей, и Грег с его проницательностью, — скорее всего, просто галлюцинация.

«Человеческое слово ровно ничего не стоит. Напиши его на бумаге, Фрэнк. Чернила обязывают. Что написано пером, не вырубишь топором».