2. Если на ваших глазах на незнакомого человека нападут грабители, как вы поступите?
А. Поспешно достанете телефон и вызовете полицию.
Б. Рискуя жизнью, броситесь на помощь и, по крайней мере, будете чувствовать себя достойным представителем человечества.
В. Убежите прочь и до конца своих дней будете сожалеть о своем поступке.
УСЛОВИЯ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ПОСТУПКА
Люди раскаиваются только в том, чего не совершили.
День, когда Оскар сообщил мне о том #### клиенте, выдался хуже некуда: он не задался с самого утра, и дальше все пошло кувырком. По дороге домой меня терзали мысли об Оскаре и его жутком клиенте; на перекрестке загорелся красный свет, я остановил машину и вдруг заметил нечто странное. Трое парней плотно обступили пожилого человека и оттеснили его в переулок. Один вытащил нож и заставил старика отдать бумажник. Это походило на какой–то телевизионный ужастик, только не было возможности переключиться на другой канал; все казалось нереальным: округлое окно моей машины, краткая жестокая сценка в переулке… «Что я сижу? — мелькнула мысль. — Надо помочь попавщему в беду человеку».
Можно было выскочить из машины, добежать до переулка и что–то предпринять, но я остался на месте. Неспешно нажал кнопку дверного запора и поднял стекло. А грабители, заполучив бумажник, на этом не успокоились: они принялись молотить несчастного кулаками. Я понимал, что, если побегу ему на подмогу, они и меня изобьют, а то и прикончат, Загорелся зеленый свет, и я нажал на газ.
Позже я позвонил в полицию, рассказал о происшествии и объяснил, куда ехать. Но я понимал: покуда стражи закона доберутся до места, налетчики сто раз успеют укокошить жертву. Говорят, что время лечит все. Неправда. Время — это токсин, а не тоник. После того случая мое мнение о себе с каждым днем становится чуточку хуже. Порой, если случается ехать мимо того переулка, я всякий раз, как последний дурак, надеюсь, что увижу повтор той сцены: тот же немолодой человек, те же грабители, но — смотрите, люди! — я сломом в руке вылезаю из машины и трусцой направляюсь к ним. Мне плевать, чем это может кончиться: ранят они меня, изувечат или убьют — плевать; я уже бегу во всю мочь, хохочу как помешанный, потому что мне уже не чудится, что я умер: вот он я — действую, участвую в происходящем, ору во все горло, с размаху налетая на бандитов.
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ, НАХОДЯСЬ В ПОЛНОМ УПАДКЕ, ПЫТАЕТСЯ ЗАСТАВИТЬ ЖЕНУ ЕГО ВЫСЛУШАТЬ
Второй шанс не выпадает никогда (именно поэтому дар воображения доставляет столько мук).
В тот вечер мне страшно хотелось поговорить с Элис об ограблении и о клиенте — производителе оружия, но она была сама не своя из–за подготовки очередного доклада. Мне пришлось накрывать ужин прямо на ее рабочем столе, раздвигая кучи бумаг, чтобы освободить место для тарелок.
Наконец, плеснув ей в бокал вина, я сказал:
— Знаешь, Элис, у меня сегодня выдался прескверный денек.
Мы с ней так давно не разговаривали, что даже произносить ее имя было непривычно.
— Правда? — бросила она, не сводя глаз с мобильника.
— Оскар заполучил нового клиента.
— Отлично, Фрэнк, постарайся не остаться в стороне.
— Ну уж нет, ведь это сделка с ####.
— А, вот оно что, — прервала она. — Слушай–ка…
[134] Они ведь занимаются отнюдь не только производством оружия.
— Ровно то же самое мне сказал Оскар. Но это же гнусно! Тебе не кажется?..
— Что ж, пожалуи, тут действительно есть некая нравственная дилемма, — проронила она, словно отвечая на абстрактный вопрос из собственного теста.
— А еще, — вставил я, — сегодня на моих глазах зверски избили человека.
Набирая на телефоне чей–то номер, она пробормотала:
— Ужас.
— Смотри на меня, когда со мной разговариваешь, — не выдержал я.
Она подняла наконец глаза:
— Фрэнк, какая муха тебя укусила?
— Я пытаюсь рассказать тебе кое–что важное, а ты не слушаешь.
— Ладно, извини, слушаю тебя внимательно. И что же произошло? — спросила она, слегка отодвигая телефон в сторону, к солонке и перечнице, — но недалеко, он все же остался под рукой.
— На моих глазах бандиты избили человека.
— Ужас, — повторила она и добавила, как бы завершая разговор: — Ничего не поделаешь, это Лондон.
— Мало того, я ровным счетом ничего не предпринял.
— И правильно, — сказала она. — Если бы ты ввязался, они могли бы тебя запросто убить, в это время года люди способны бог знает на что. Я писала статью на эту тему.
Там, правда, речь шла о стрессе, которому подвержено руководство компаний, но не сомневаюсь, что бездомные его тоже испытывают.
— При чем тут бездомные? О них и слова никто не сказал… И вообще, дело совсем не в этом. Во–первых, я повел себя не лучшим образом: мне надо было вмешаться.
— А я рада, что ты не вмешался, — сказала она и потянулась к телефону, но я схватил его и с маху грохнул об стену: пусть разобьется вдребезги, туда ему и дорога.
Однако благодаря ударопрочному корпусу телефон отскочил от стены и упал возле ног жены. Это вышло странно и смешно.
— Какого черта, Фрэнк?..
— Похоже, теперь никто никого не слушает… Просто мне кажется… Неужели работать на производителей оружия — сегодня уже не позор? Неужели только меня, блин, из–за этого мучает совесть?
— Ой, Фрэнк, ты себя, блин, считаешь сверхсовестливым, а всех прочих — аморальными мерзавцами. Так вот что я тебе скажу: если ты, Фрэнк, — занудный ублюдок, это совершенно не означает, что ты — оплот высокой нравственности. Ты как был, так и остался занудным ублюдком. И если ты трус, если у тебя не хватает духу и воображения, чтобы мыслить нестандартно, исследовать неизведанное, это отнюдь не делает тебя образцом нравственности. Ты всего лишь, блин, чудовищный зануда.
Я молча смотрел на нее, не веря своим ушам, но не изза гнусностей, которые она на меня выплеснула; нет, я изумлялся другому: мы вели самый настоящий спор — уже замечательно! Обычно мою жену пушкой не прошибешь, а мне все–таки удалось ее встряхнуть и вернуть к жизни.
— Что ж, я рад: в кои–то веки ты говоришь то, что думаешь, — сказал я. — Кричишь на меня, даже опять вникаешь в то, что говорю я, — потрясающе!
Жена кивнула, и я почувствовал, что между нами снова возник контакт. Она осторожно, бережно подняла телефон, точно раненую зверушку. Потом повернулась и посмотрела мне в лицо. Взгляд был на редкость добрым, и я уже хотел сказать, что очень ее люблю, но она меня опередила: