Сколько вы проживете? Во что это обойдется? Сколько стоит ваша жизнь? Говорят, будто назначить цену жизни невозможно. Даг с этим не согласен: именно таким способом он зарабатывает себе на жизнь. И решает, сколько вам придется выложить за страховку. Если вам тридцать, в прошлом вы были курильциком, и у вас двое детей, Даг, с поправкой на пару лет, определит, когда вы умрете. Он также назовет три–четыре болезни, одна из которых с большой вероятностью вас убьет.
У Дага одна задача: люди должны заплатить больше, чем потом выплатят страховые компании. Разница между день. гами, которые выкладывают компании, и суммами, получа. емыми от клиентов, гигантская. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на крупные города мира, на сияющие огнями небоскребы, принадлежащие страховым компаниям и банкам, — вот где оседает эта разница. А банки пухнут от денег потому, что страховые компании хранят в них свою прибыль. Даг — настоящий медиум, современный прорицатель, другого такого не сыскать. Он идеально подходит для этой роли. Ему под шестьдесят, но он выглядит моложе меня. Если верить офисным сплетням, за тридцать лет Даг не съел ни крупинки сахара, питается исключительно курятиной — без кожи и костей. Интересно, думал я, высчитал ли он дату собственной смерти или она по–прежнему в далеком будущем, и жизнь кажется ему неизменно прекрасной. Может, потому он такой невозмутимый? Или от ощущений собственной божественности — ведь он умеет заглядывать в будущее. Может, потому от него и исходит некий благостный свет?
Даг носит белоснежные рубашки без галстука, молески новые брюки и необычные черные туфли: издали это типичные туфли делового человека, но вблизи выясняется, что это кроссовки. Таких туфель–кроссовок никто никогда в продаж не видел. В конторе даже возник целый миф: будто бы индийские сапожники–кустари стачали ему эти туфли, снабдив их уникальными подошвами, которые во время ходьбы жмут на особые точки на ступнях, что продлевает Дагу жизнь. В изнывающей от скуки конторе слухи обычно плодятся, как плесень в чашке Петри. Скорее всего, это полная чушь, но есть в Даге нечто такое, отчего эти толки кажутся вполне правдоподобными. И каждый невольно думает: может, все правда — чем черт не шутит? Дагу не свойственна глухая тревога, присущая многим деловым людям; он порхает по офису в своих пружинистых кроссовках, отделенный от гнетущей конторской нудятины слоем резины толщиной в несколько дюймов.
Кабинет его обставлен скудно. Но это не дизайнерская скудость, как, к примеру, у Филиппа Старка, а совсем особая. Белые стены, никаких ковров; пол, по распоряжению Дага, — из самого что ни на есть натурального дерева. И на этот счет ходят толки: мол, Даг стремился избавиться от засевших в древесине микроскопических спор. Но есть и куда более странное обстоятельство, чем скудость интерьера, — в офисе нет компьютера. Случайному посетителю кабинет поэтому кажется не просто покинутым — впечатление такое, что, покидая кабинет, хозяин прихватил с собой все, что мог.
У Дага с моим отцом были товарищеские отношения; благодаря этому обстоятельству отец столько лет успешно вел дело: Даг неизменно следил за тем, чтобы юридической стороной контрактов для его страховой компании занималась исключительно фирма моего отца.
Пока ее возглавлял отец, это была фирма среднего размера, довольно рядовая. Она занималась договорами и корпоративными контрактами бесчисленных страховых компаний; многие из них были отнюдь не самыми крупными, но все имели вполне приличную репутацию. Не уверен, что это объяснялось только личной мудростью отца; возможно, нравы в то время были чуть мягче, чем теперь. Знаю только, что гнусная натура Оскара очень скоро повлияла на атмосферу в фирме самым пагубным образом. Мы внезапно обнаружили, что нашими клиентами стали страховые маклеры с подмоченной репутацией, компании, не чурающиеся серьезных рисков, а также производители оружия.
Мы с Оскаром изо дня в день спорим насчет той ору. жейной фирмы.
Я ему твержу, что наше сотрудничество с ней приводит меня в ужас, но он только отмахивается:
— Пойми, старина, им обязательно потребуется совет квалифицированных юристов; речь идет лишь о наших нудных контрактах. Мы–то ведь оружием не торгуем. Так чего ты переживаешь?
— Потому что это — фабрики смерти, — отвечаю я.
— Ладно тебе! Смотри веселей! — бросает он.
Любимый совет — смотри веселей!
[128]
УСЛОВИЯ И СОСТОЯНИЕ ДАГА
Напряжение губит.
Я редко вижу Дага. Он приходит раньше всех, закрывается в своем кабинете и уходит позже всех. Как–то вечером я вошел в лифт, надеясь, что дверь вот–вот ‘закроется и я смогу без стеснения разглядывать себя в зеркале, но тут в щель между створками протиснулась рука, дверь с шорохом открылась и в лифт вошел Даг.
Он спросил, как у меня дела. Прекрасно, ответил я и собрался задать ему тот же вопрос, но, взглянув на его сияющее лицо, решил, что и так все ясно, тем более что Даг принадлежит к тем людям, которых не хочется донимать всякими банальными глупостями. То ли его профессиональный статус, то ли его репутация (включая мифы) — словом, что–то мешало обращаться к Дагу запросто. Всегда хотелось сказать ему что–то нетривиальное, исполненное глубокого смысла.
Тем забавнее было услышать от него:
— Держу пари, Фрэнк, ты обозлился, когда я вперся в лифт. Небось хотел, как водится, полюбоваться на себя в зеркале, поднять самооценку. Когда едешь в лифте один, никто — ни женщина, ни мужчина — устоять перед соблазном не может. Верно?
— В точку попали, — засмеялся я.
— Давай–давай, любуйся. Мы же всю жизнь притворяемся, будто ни на что не обращаем внимания. Ни на себя, ни на красоток. Но это нелегко, возникает напряжение. А напряжение для человека губительно.
Как всегда при общении с Дагом, я про себя подумал, не скрывается ли в его словах совет. Намек человека, который изо дня в день только и делает, что точно высчитывает дату и стоимость смерти, и, следовательно, лучше прочих разби. рается в жизни. Он способен справиться с тем, что мне еще только предстоит осознать.
Напряжение губит
[129].
— Знаешь, — сказал Даг, — когда лифты были в новинку, людей в них мутило. — Он еще не нажал на кнопку. Лифт не двигался. — И тогда фирма «Лифты ОТИС,», — продолжал Даг, — поставила перед инженерами задачу: сделать перемещение лифта вверх–вниз более быстрым и плавным. Результат — ноль. Людей тошнило по–прежнему. Тогда для решения проблемы фирма обратилась к философу. Это был француз, мысливший широко, не банально. Он сказал: «Все мы любим себя. Повесьте в лифтах зеркала, они будут нас отвлекать, и тошнота отступит».
— Это правда?
— Звучит правдоподобно, — сказал Даг. — Так что вперед, любуйся собой.