— Как вы понимаете, прошлой ночью мне почти не удалось поспать, так что я ненадолго прилегла перед ланчем. Я задремала, и меня посетил наставник Раковски; он обслуживает зеленый колер и, как вы, надеюсь, знаете, лучший советчик, когда речь идет о проблемах нефизического характера. Он сказал, что я непременно должна с вами поговорить.
— Понятно, — протянул инспектор, сраженный наповал этим неожиданным признанием.
— Это связано не с вознесением Учителя, а с совершенно другим событием. Оно меня давно беспокоило, и я уже собиралась обсудить его с Кристофером, но тут упал метеорит, и это у меня просто вылетело из головы. Тогда мы еще не поняли, что это предвестие. — Ошибочно приняв тщательно сохраняемое выражение бесстрастности на лице Барнаби за полное непонимание, она мягко разъяснила: — Предвестие, то есть знамение.
— Да, я знаю.
Мэй перевела взгляд на Троя. Стоя у окна, тот прижимался лбом к стеклу.
— Слушайте, ваш сержант случайно не заболел?
— Нет. С ним все в порядке.
— Я боюсь, — выпалила Мэй. — Я больше не хочу изображать… верблюда, прячущего голову в песок. Здесь определенно происходит что-то подозрительное.
«Ничего себе, — подумал инспектор, — мы тут по горло увязли в деле об убийстве, а оказывается, что для нее это „что-то подозрительное“!»
— Все началось после того, как от нас ушел Джим Картер.
— Это имя мне ни о чем не говорит, мисс Каттл.
— Конечно. Он умер прежде, чем вы успели увидеться.
Барнаби уже не пытался что-то понять и тупо спросил:
— Кто это?
— О, это был превосходный человек. Он один из самых старых членов коммуны. С ним произошел несчастный случай. Он упал с лестницы. Удивительно, что вы об этом не знаете.
— Несчастный случай. Это не наш профиль.
— Но ведь дознание-то проводили! — Мэй взглянула на него с неодобрением, как на школьника, которого застала с сигаретой возле стойки с велосипедами. — Через несколько дней после его смерти я спускалась в прачечную и услышала спор. Не весь, но частично. Дверь в святая святых Учителя была приоткрыта, и я отчетливо услышала слова: «Что ты натворил? А если они сделают вскры…» Тут они умолкли и закрыли дверь.
— И вы не знаете, кто это был?
— За дверью был зодиакальный экран.
— Думаете, это был голос мистера Крейги? — оживившись, спросил Барнаби и подался вперед.
Трой перестал тыкаться в стекло лбом и вернулся к столу. У него заблестели глаза. В комнате вдруг стало душно.
— Не могу сказать точно. Голос был искажен волнением. После, когда проводили дознание и коронер огласил рапорт и опросил свидетелей, я решила, что придала этому слишком большое значение. Но примерно месяц назад я проснулась среди ночи. Меня разбудили звуки, как будто кто-то рядом переставлял мебель и выдвигал ящики.
— Где?
— В соседней комнате, где жил Джим. Ее вообще никогда не запирали, и к чему входить туда среди ночи, крадучись, а не сделать это днем?
— Может быть, вор?
— Нет, не может, — отрезала Мэй и объяснила, что видела кого-то, бежавшего по террасе.
— А вам не пришло в голову обратиться в полицию? — спросил Трой.
— Мы здесь такие вещи не практикуем. Уверена, вы прекрасно делаете свое дело, — покровительственно улыбнулась ему Мэй, — но это могло нанести всем серьезную психологическую травму.
— Тот или та, кто убегал, могли услышать, как вы открывали окно?
— Вполне возможно, — ответила она и, устремив на него безмятежный взгляд, спросила: — Это важно?
Трой воспринял этот вопрос со смешанным чувством изумления и благоговейного трепета. Перед ним была женщина, которая водила машину, занималась финансовыми делами в коммуне, общалась с банкирами, принимала и организовывала обслуживание большого числа людей. Все эти качества сочетались у нее с пламенной верой в архангелов, в практическую помощь высочайших сил при решении вполне конкретных юридических или бытовых проблем, вплоть до посылки на землю астрального виртуоза в обращении с холодным оружием, когда понадобилось не более и не менее как переместить в высшие сферы главного заправилу в этом балагане. Он увидел, как Мэй наклонилась к Барнаби, у которого был страдальческий вид, и участливо спросила его:
— Вам, кажется, нехорошо, инспектор?
Шеф издал скрежещущий звук, будто прочищая горло. Мэй это явно встревожило:
— У вас что-то с ларинксом, это может быть признаком непорядка с почками.
Этот серьезный диагноз был выслушан шефом стоически.
— Если хотите, могу сию минуту сделать вам ингаляцию с пассифлорой?
Барнаби сдержанно, но достаточно решительно отказался. Трой подумал про себя, что его шефу никакие подобные средства пока еще не нужны: «Он вполне еще крепок, старый хрыч, хотя неплохо бы ему хоть чуть-чуть себя поберечь».
Барнаби видел, что Мэй разочарована его отказом. Она с сожалением покачала головой, но ее уверенность в своих возможностях от этого ничуть не пострадала. Это явно была одна из тех натур, для которых помогать всем и каждому естественно. Он не сомневался в ее добрых намерениях, хотя подозревал, что эти намерения будут осуществляться так, как считает нужным именно она, а не тот, кого она решила облагодетельствовать.
— Разрешите нам осмотреть комнату мистера Картера?
— Там ничего не осталось.
— И все же.
Она двинулась к дверям, но продолжала говорить:
— Хочу дать вам маленький совет, инспектор. Думаю, он будет вам полезен: выдерните с корнем амарант, — только это нужно делать обязательно в пятницу и при полной луне, — иначе бессмысленно, — заверните в чистую льняную белую ткань и носите как ладанку. Это защитит вас от пули.
— Полиция обеспечивает нас защитным обмундированием на этот случай.
— Да? Теперь налево. Это очень любопытно. И сейчас вы в нем? Можно взглянуть?
Глаза Мэй сияли так же, как и янтарные крупные серьги в ее ушах. Она подумала, что участие в расследовании довольно интересное дело! Подумала и о том, что, вполне возможно, отказываясь от контактов с телевидением, а также от печатной продукции недуховного содержания, они оберегали себя не только от негативных вибраций, но и от благостного воздействия тонов и полутонов цветовой палитры современной жизни. «Пожалуй, мне стоит это восполнить», — решила она и тут же устыдилась своей нелояльности к принципам общины.
— Как считаете, инспектор, можно ли сказать, что я помогаю полиции в расследовании? Мне всегда было любопытно, что сия фраза означает.
Они уже подошли к дверям соседней комнаты, и Мэй не получила ответа на свой вопрос: ее поблагодарили и оставили за дверью.
Барнаби и Трой огляделись. В помещении царил образцовый порядок. Меблировка включала только самое необходимое. Два стула светлого дуба с гнутыми спинками, которые умелый продавец мог бы с легкостью выдать за антикварные, очень дорогие; узкая кровать; маленький столик; шкаф — пустой, за исключением обувной коробки с наименованием индийской фирмы дорогой обуви; комод с выдвижными ящиками. На дальней стене — три крюка, ввинченных в простую доску. Белое покрывало из хлопка, похожее на те, которыми обычно застилают кровати в общежитиях для мужчин, застелено по-больничному, без единой складки поверх жесткого матраца. Все остальное в этой комнате лишь подчеркивало атмосферу аскетизма и самоотречения. В этом пуританском месте любая лишняя складочка показалась бы свидетельством роскоши или беспутства. Голые стены. Лишь на одной они прочли текст: «Бог есть круг, чей центр везде, чья окружность нигде».