Тень ивы - читать онлайн книгу. Автор: Александр Курмузаков cтр.№ 77

– Каким способом, скажите, многоуважаемый судья, замужней женщине, тяготящейся извращенной связью, было прекратить эту связь, спасти семью, спасти, наконец, саму себя?

Судья Махорова, искренне поискав ответ внутри себя и в глубинах уголовно-процессуального кодекса, ответа не нашла. Сам процесс, как это часто бывает с женщинами-судьями, давал возможность Махоровой, женщине-одиночке кроманьонского типа, закаленной вечным ледниковым периодом, почувствовать свои преимущества перед многими молодыми, красивыми. Преимущества пусть и нравственные, но оттого еще более ценные. Какие, однако, пропасти разверзаются перед этими молодыми и красивыми! Нечасто услышишь в их практике, полной однообразных «пьяных преступлений», такое: «сексуальное удовлетворение»! Или «болезненно извращенная связь»!

По причине приятности для себя ощущений от процесса судья с оглашением приговора не торопилась, переносила заседания, приглашая разными способами в суд потерпевшего гражданина Жнеца К.В., чтобы убедиться лично, что его письменный отказ от претензий в адрес подсудимой являлся актом добровольным, осуществленным без давления со стороны.

Но Жнец К.В., увы, не являлся, даже посланные приставы вернулись ни с чем, то есть ни с кем. Жнеца К.В. не нашли, картина преступления осталась для Махоровой незавершенной, хотя, может, так и интересней. Но делать нечего, приговор висел в воздухе, просился к оглашению.

И судья, любуясь напоследок пылающими лицами подсудимой, ее мужа, ее адвоката, объявила решение: штраф в рублях по максимальной планке. Признаться, на ограничение или лишение свободы подсудимая не тянула, хотя можно было и сосватать побольше, чтобы аттракцион продолжался. Хотя обреченные лица веселой компании «то жнецы, то пендали» на последнем заседании перед вынесением приговора Махорову удовлетворили. Во время оглашения приговора судья видела красные, просвечивающие на солнце мальчишеские уши мужа потерпевшей, опухшее от слез лицо потерпевшей и решила: этих инородцев, а особенно эту смазливую сучку, проняло. Суд, в этот раз земной, оказался удовлетворен принесенными жертвами.

И вот, наконец, открытое небо, билеты, визы, паспорта для Роксаны и Вовы, Миша в качестве провожающего мужа и папы – вот что рождало ласкающее состояние победителя, а вовсе не полузабытые призы за бадминтонные турниры.

Он со стыдом вспоминал, как еще недавно брезговал брать на руки Вову, а уж тем более прижимать его к себе, целовать. Теперь его обижало, если дети, оказывавшиеся рядом с необычного вида ребенком, отшатывались от него или просто убегали. Утешая мальчика, Миша отвлекал его, поднимая на руки, прижимал к себе и целовал.

Получалось так, что он будто бы целовал Роксану. Потому что каждое движение искренности по отношению к ребенку, виденное Роксаной или не виденное, отзывалось целым потоком нежности по отношению к Мише. Причем – ни следа от ее прежней страсти: когда ей было важно во всем сказать первое слово. Теперь ее нежность стала робкой, покорной и даже просящей – она возвращала Мише негласно присвоенное право на силу и власть.

И с радостью замечала, что никаких детонаций его активность не вызывала. Наоборот, все хлопоты, связанные с усыновлением ребенка, поиски по всему миру с помощью многочисленных знакомых места, где возьмутся за сложнейшую операцию, переговоры с врачами и менеджерами наших и заграничных больниц, рассылка в неимоверных количествах медицинских данных о состоянии Вовы – все это получилось у Миши наилучшим образом. Даже нанятые Пиднелем-старшим немецкие консультанты, предлагавшие поначалу именно клиники Германии, согласились, что специализированный центр детской пластической хирургии в Каталонии в последние годы собрал лучших специалистов Европы и Америки.

До последнего времени предполагалось, что они полетят в Испанию втроем, даже билеты на самолет и места в гостинице при клинике Миша заказывал на троих, но в последний месяц выписанная из психиатрической больницы Римма Владимировна, Роксанина мама, снова стала требовать постоянного присутствия рядом.

Вскоре после убийства Роксаниного отца, когда главная подозреваемая – последняя сожительница Ивхава – скрылась в неизвестном направлении, Римма Владимировна методично направляла в полицию и управление полиции признания в убийстве бывшего мужа. На нее никак не действовали объяснения работников сыска, в том числе и при личных встречах, что ее невиновность и непричастность к убийству Мнвинду подтверждаются следственными действиями. После того, как ее просто перестали пускать в эти учреждения, Римма Владимировна вскрыла себе вены, оставив короткую записку: «Если вы не хотите судить убийцу, пусть судит Бог». Записку она исполнила на большом листе крупными печатными буквами, разместив ее, из стремления к публичному признанию ее вины, с наружной стороны входной двери своей квартиры. Соседка тетя Света Темнова, навещавшая Косулю по просьбе Роксаны, уже понимавшей, что с матерью происходит неладное, позвонила, по счастью, быстро. И на «скорую», и самой Роксане.

При внешнем спокойствии и рассудительности, которых добились после нескольких месяцев лечения в больнице тамошние врачи, Римма Владимировна, конечно, мыслей о своей виновности не оставила, но говорить о них вслух перестала. Она и не изменилась, по существу, за время болезни: одержимость собственной внешностью и физической формой сменилась одержимостью самонаказания. И, что особенно тревожило Роксану, мать, которую они поселили в своей квартире, устремлялась к самоубийству, как только избавлялась от надзора. После больницы Миша с Роксаной привезли ее в свою квартиру, и какое-то время Косуля присматривалась к окрестностям, ничего не предпринимая. Но уже через месяц Роксана, вынужденная брать с собой в поход за продуктами и маму, и Вову, на какую-то минуту выпустила Римму из поля зрения, и та быстро затерялась среди полок с товарами. Найти мать удалось при всей спешности поисков и помощи очевидцев и полиции только через час у полотна железной дороги, проходящей километрах в пяти от торгового центра.

– Мама, что ты со мной делаешь? – закричала Роксана, стаскивая Римму с железнодорожной насыпи, где она стояла со скрещенными на груди руками, глядя вдаль.

– В следующий раз буду знать, что в это время поездов нет, – холодно сообщила дочери Римма.

После этого не однажды случались попытки ночного взлома закрытой балконной двери, которую Миша успел плотно укрепить с внутренней стороны решеткой, так же как и все окна в их квартире, расположенной на седьмом этаже. Непонятно как, но к одному замку на решетке Римме удалось стащить у дочери и до времени сохранить ключ, так что только шум открываемой створки позволил Мише успеть перехватить Римму на пути к подоконнику.

Ее тренированность еще несколько раз доказала, что справиться с ней может только он. В довершение ко всему врач, наблюдавший ее постоянно, при личной беседе, на которую Римму регулярно доставлял Миша, отказывался верить, что у его пациентки есть какая-то навязчивая идея самоуничтожения. Писать заявление о принудительной госпитализации Роксана не хотела категорически, а медицинских показаний не обнаруживалось, оставалось подстроить условия жизни под возникшую проблему.