– Я устал! – вдруг услышала она признание, вырвавшееся из самой глубины сердца Робина. – Устал от вечной ответственности за всех и все! Иногда я завидую Виллу и хотел бы поменяться с ним местами. Вот, кстати, ты спрашивала, где предел моих сил. Можешь сейчас посмотреть!
Он, оглянувшись, с усмешкой бросил взгляд на Марианну. Она молчала, не зная, что сказать. Она так привыкла к уверенной силе, всегда исходившей от Робина, что сейчас растерялась и тут же укорила себя за растерянность. Он, который всегда был ей не только мужем, но и другом, ее Воином, который столько раз исцелял ее не только телесные, но прежде всего душевные раны, сейчас сам нуждался в целительной силе своей Девы.
И Марианна твердо сказала:
– Ты не можешь все предвидеть. Не казни себя! Ты ни на шаг не сошел сегодня с Пути.
Она с усилием заставила его повернуться лицом к ней и стала целовать его глаза, лоб, скулы, губы, пока Робин не пришел в себя от прикосновения ее горячих губ. Тогда он крепко обнял ее и с силой прижал к себе, уткнулся лицом в ее волосы, вдыхая исходивший от них запах имбирных стеблей.
– О чем ты сейчас жалеешь и чем терзаешься? – шептала Марианна, ласково гладя Робина по плечам. – Ты беспощаднее к себе, чем все твои недруги! Они себя не связывают ничем в войне с тобой. Если бы ты мог уподобиться им, то ни шерифа, ни Гая давно уже не было бы в живых. А ты воюешь с ними, соблюдая все правила рыцарской чести, не запятнав себя ни единым поступком, в котором мог бы себя укорить. К тебе идут за помощью те, кому больше не на кого надеяться, кроме тебя. Ты стоишь на страже справедливости и прилагаешь все силы, чтобы восстановить ее, если она оказалась попранной. В этом и есть твой долг, мой Воин, и ты его неустанно исполняешь. У тебя нет оснований винить себя в пролитой крови и смерти епископа. Он хотел убить тебя, но умер сам, как сам и выбрал свою судьбу. Кроме Хранительницы, только тот, кто обладает божественной силой, может все предусмотреть и предвидеть, да и то это только предположения, а не знания. Как бы то ни было, у тебя такой силы нет, и я рада этому, Рандвульф! Ты ведь знаешь, что наделение божественной силой – высочайшее признание заслуг Воина, но за него слишком дорого придется платить!
Робин долго молчал, потом потерся щекой о волосы Марианны и прошептал:
– Моя Светлая дева Моруэнн! Ты – истинная властительница Шервуда и госпожа моего сердца! Я благодарен тебе за твои слова и твою поддержку.
Он сжал ладонями ее плечи, отстранил от себя и посмотрел в ее глаза, улыбнулся и сказал уже обычным голосом:
– Прости меня, милая! Это была минутная слабость. Иногда ей удается вот так, внезапно, как из засады, подступить ко мне.
– Как же ты с ней справлялся до сих пор? – улыбнулась в ответ Марианна.
Губы Робина сложились в невеселую усмешку, он искоса бросил на Марианну быстрый взгляд и отрицательно покачал головой:
– Пожалуй, я воздержусь от откровенности. Думаю, тебе не понравилось бы то, что ты могла услышать.
Она догадалась и без его слов. Звал с собой Вилла или уезжал один туда, где мог найти забвение на ночь за кубком вина и в объятиях какой-нибудь из своих любовниц. Если он опасался, что его ответ вызовет у нее ревность или просто неудовольствие, то его опасения были напрасными. Ее сердце сдавила боль, когда она представила себе всю силу опустошения и глубину одиночества, которые волной накрывали его в такие минуты.
– Робин, давай сбежим в дом Эллен и побудем там вдвоем. Только ты, я и никого больше!
Робин улыбнулся и заглянул в глаза Марианны – широко распахнутые, полные сочувствия и нежности.
– Хочешь снова провести меня через обряд очищения?
Она покачала головой и, прильнув к нему, прошептала на ухо:
– Нет. Просто хочу тебя, Робин!
Он окинул ее мгновенным взглядом, снова заключил в объятия и привлек к себе. Постояв минуту молча, прижавшись щекой к ее виску, Робин сказал:
– Поехали, мое сердце!
Он взял оружие, и они вышли к коновязи. Марианна хотела подозвать Колчана, но Робин остановил ее:
– Я сам повезу тебя.
Вскочив на коня, он подхватил Марианну и посадил ее перед собой. Воин резвой рысью домчал их до дома Эллен. Робин расседлал вороного и отпустил на поляну щипать траву. Взяв Марианну на руки, он вошел в дом. Соскользнув с его рук, Марианна сбросила с ног туфли и распустила на плечах шнуровку платья. Тонкое льняное полотно с шелестом опало к ее ногам. Переступив через платье, она подошла к Робину и ласково сжала ладонями его лицо.
– Я еще не наскучила тебе, мой лорд? – прошептала она с нежной улыбкой, заглянув в глаза Робина.
– Нет, – ответил он и, взяв ее за руки, привлек к себе, – и никогда не сумеешь наскучить!
Он жадно прильнул к ее губам, заскользил ладонями по ее спине, прижимая к своему телу, жар которого она ощущала через его одежду. Она помогла ему раздеться, и он увлек ее на постель. Забыв обо всем мире, они утонули в ласках друг друга, как в омуте. Она была покорной и уступчивой, он – требовательным и настойчивым. Она становилась страстной и пылкой, он – нежным и медлительным, и оба не знали утомления. Он чувствовал, как в ней вновь и вновь вспыхивает желание от его самого легкого прикосновения. Она была его женщиной, предназначенной ему судьбой, как он был предназначен для нее. Что с ними сталось бы, если бы они не встретились? Если бы связали себя брачными обетами с другими? От одного только предположения о подобном в душе возникал холодок, который тут же исчезал, едва они приникали друг к другу. Приглушенные стоны, вырывавшиеся из ее груди, вызывали сладостные судороги в его теле и кружили ему голову. Чувствуя глубоко внутри себя его стремительные движения, переходившие в последние содрогания, она осыпала горячими поцелуями его руки, вздрагивая от восторга, когда он, сросшись с ней, замирал и, зарывшись лицом в ее волосы, опалял стоном ее висок.
– Если бы ты знал, как мне не хватало весной всей твоей силы, когда ты был вынужден проявлять сдержанность! – прошептала она, когда он в очередной раз уронил голову рядом с ее головой и придавил ее тяжестью своего тела.
По его ресницам пробежала дрожь, открывая темную синь глаз, уголки любимых губ тронула улыбка, и он шепнул:
– Счастье мое! Моя Моруэнн! Что ты делаешь со мной? Один лишь твой голос заставляет меня желать тебя снова и снова!
За окном прокатились раскаты грома – приближалась гроза. В доме сгустился полумрак, когда небо затянули сизые грозовые тучи. Склонившись над Марианной, Робин целовал ее лицо, утомленные сияющие глаза и тихо шептал:
– Я люблю тебя. Как бы ни сложилась наша с тобой жизнь, мы сполна вознаграждены уже только тем, что она – наша!
– И ты в этом прав! – прошептала Марианна и, почувствовав, как он снова окреп в ней, подалась ему навстречу, оплетая его собой, как омела. – Робин, любовь моя, радость моя!
Усталость все же подкралась к ним, и они забылись в полусне в объятиях друг друга. За окном шумел дождь, убаюкивая их мерным шорохом тугих струй. Все чаще грохотал гром, молнии раскалывали огненными зигзагами почерневшее небо, и маленький дом был единственным прибежищем – уютным и безопасным – среди разбушевавшейся стихии, словно их страсть вызвала такой отклик в природе.