– Я сказал то, что сказал бы любой мужчина, оказавшись в обществе такой красивой девицы, как ты, – небрежно ответил епископ.
Он неожиданно ухватил девушку за руку и, притянув к себе, сдавил ее в сильных, грубых объятиях.
– Что вы делаете, мессир?! – шепотом воскликнула пораженная девушка, отчаянно пытаясь высвободиться. – Как вы можете?! Ваш сан, ваше положение!
– Мое положение и дает мне право забыть на время об условностях, – страстным шепотом ответил епископ, пытаясь преодолеть ее сопротивление. – Будучи епископом, я все же остаюсь мужчиной. Какой у тебя тонкий стан, Клеманс! Я даже боюсь переломить его!
– Мессир! – задыхаясь, прошептала девушка, безуспешно силясь оттолкнуть епископа. – Вы сами говорили, что чем выше положение, тем глубже падение! Если вы немедленно не оставите меня в покое, я пожалуюсь на вас матери Женевьеве. Я всем расскажу о вашем поведении, которое позорит вашу мантию и крест на вашей груди!
– Расскажешь? Правда? И кому поверят? – рассмеялся епископ, стягивая с ее плеч платье вместе с нижней сорочкой. – Тебе или мне? Будь умницей, Клеманс, и перестань упрямиться! Тогда я покажу тебе, какие радости бывают в мирской жизни. А твой грех я возьму на себя и замолю его перед Всевышним, так что ты останешься чиста!
Окончательно утратив власть над собой, он припал страстным поцелуем к шее девушки и, просунув руку под подол платья, больно стиснул ее колено.
– Как ты хороша, малютка! – прошептал он, наваливаясь на нее всем телом и пытаясь уронить спиной на пол. – Не бойся! Никто ни о чем не узнает!
– И вы еще упоминаете о Всевышнем! – возмущенно крикнула девушка во весь голос.
Она неожиданно ловко вывернулась из-под епископа, вырвалась из кольца его рук и отпрянула к стенке носилок. Выхватив из просторных монашеских одежд длинный нож, девушка заслонилась им от епископа. Не сводя с него гневных глаз, она торопливо затянула ворот платья, одернула подол и, брезгливо поморщившись, провела ладонью по шее, стирая следы поцелуев епископа. Он же пришел в себя и лениво передернул плечами.
– Оказывается, у тебя есть коготки, милая кошечка? – насмешливо сказал епископ и, подавшись к девушке, с угрозой процедил сквозь зубы: – Брось нож, глупая девчонка! Не то я позову стражу, скажу, что ты покушалась на меня, и разрешу ратникам и слугам сделать с тобой то, что собирался сделать сам. Выбирай, что тебе больше по вкусу!
Минуту они смотрели друг на друга, одинаково тяжело дыша, потом девушка улыбнулась, покивала головой и сказала:
– Я выбрала, мессир! Мы позовем стражу!
Она рывком сорвала с окошка занавесь и громко крикнула, поразив епископа звучным саксонским наречием, как раньше поразила чистым произношением уроженки Франции:
– Остановите лошадей!
Спокойно рысившие лошади немедленно остановились. Всадник, сопровождавший носилки рядом с окном, спрыгнул с коня и распахнул дверцу:
– Что, малышка Тиль, тебе надоело общество нашего благочестивого лорда епископа?
Робин, поставив ногу на приступку носилок, подал руку девушке и насмешливо посмотрел на епископа, который онемел от неожиданной встречи с лордом Шервуда.
– Безмерно надоело, ваша светлость! – ответила Тиль и, схватившись за руку Робина, выскользнула из носилок. – Вилл Статли ошибся, когда сказал, что лорд епископ так же порочен, как его кузен Роджер Лончем! Тот сильно уступает в порочности епископу Гесберту!
– А! – протянул Робин и усмехнулся. – Я недаром велел тебе взять с собой нож! – Устремив на епископа насмешливый взгляд, он сказал: – Рад видеть вас, милорд, если не в добром расположении духа, то в добром здравии! – и Робин сделал приглашающий жест: – Выходите, ваша милость, и уделите время для беседы с моей светлостью.
Он посторонился, давая епископу выйти из носилок. Епископ медленно ступил на землю и окинул взглядом стрелков в зеленых куртках, окруживших носилки. Запряженных в них лошадей держал юноша шестнадцати лет, покрикивая на коней нарочито грубым баском. Свою попутчицу епископ заметил возле стрелка, в котором узнал брата лорда Шервуда. Вилл обнял девушку за плечи и поцеловал в лоб.
– Прекрасно! – раздвинулись в злой улыбке губы епископа. – Так это одна из ваших подружек? Тяжкий грех, прелестная леди, использовать для такого низкого обмана невинные монашеские одежды!
Услышав упрек, Тиль смерила епископа взглядом, полным негодования и презрения.
– Которые вы же пытались с меня сорвать?! И даже грозили отдать меня ратникам и слугам, чтобы они надругались надо мной, когда не вышло у вас? И после этого вы отваживаетесь продолжать свои лицемерные проповеди?! – она рассмеялась и покачала головой. – Не трудитесь! Вы не найдете здесь благодарных слушателей. Хотя, признаюсь, мне было очень любопытно узнать, что вы о нас думаете и какой описываете нашу жизнь прихожанам.
Она отыскала взглядом лорда Шервуда и возмущенно воскликнула:
– Веришь ли, граф Робин, он отказал тебе во всех добродетелях! Твой облик в его лживых устах превратился в облик чудовища, демона! Никто в Шервуде не заслуживал бы пощады, будь слова лорда епископа верны хоть отчасти!
Епископ высоко поднял брови, выслушав гневную речь Тиль, и посмотрел на Робина, который стоял, сложив руки на груди, и едва заметно улыбался.
– И в чем же я ошибся? – спросил епископ. – Разве вы, милорд, не грабитель? Разве вы никого не убили за всю свою жизнь? А кто увлек на путь разврата и разбоя дочь барона Невилла? Разве не вы окончательно погубили эту и без того пропащую душу, благородный граф Хантингтон?
– Я вижу, вы с прежней настойчивостью заботитесь о спасении моей души, – раздался за спиной епископа спокойный и жесткий голос Марианны. – Помнится, зимой вас так обеспокоила моя душа, что вы пожелали очистить меня от грехов самым решительным способом!
– Что вполне укладывается в понятие лорда епископа о милосердии к грешникам, леди Марианна, – отозвалась в ответ Тиль.
Епископ медленно обернулся и посмотрел на Марианну. В мужском наряде и в зеленой куртке шервудского стрелка, она стояла, опираясь на длинный клинок, и смотрела епископу в лицо пристальным и недобрым взглядом.
– Как же! – усмехнулся епископ, осмелев от молчания стрелков. – Леди Рочестер, графиня Хантингтон, Шервудская Волчица! Как же могло сегодня обойтись без тебя, ведьма, если весь ваш волчий род Рочестеров вышел на большую дорогу? Ох, окажись ты снова в Ноттингеме, я бы даже разговаривать с тобой не стал, а без промедления отправил бы тебя на костер за колдовство, которым ты заперла моего двоюродного брата в монастыре!
Марианна и Робин расхохотались, а следом за ними и остальные стрелки.
– Как у тебя все время выходит, лорд Гесберт, что во всем виновата наша леди? – спросил Вилл. – Роджер Лончем принял монашеский обет, а ты – епископ! – обвиняешь в этом леди Марианну, да еще называешь ее ведьмой за то, что твой брат ушел в монастырь замаливать грехи!