– Короче! Я в сокровищнице! – закричал Фунчоза из погреба.
Фунчоза тоже психической стабильностью не хвастает, но его придурошность проигрывает его отваге наперед. Не знаю, как и почему, но я люблю этого конченного дебила. Наверное, потому что вижу в нем все тот же орех под скорлупой.
– Фунчоза выбирай, что-нибудь послабее. Три попойки подряд я не выдержу, – отвечаю я, судорожно заталкивая батончики в рюкзак, пока он не увидел. Не то заставит делиться. А я еще раз повторю: я батончики храню для отца! И убью любого, кто на них покусится!
– Если бы я еще умел их различать! – жаловался Фунчоза откуда-то из подпола.
Спрятав мюсли, я начала перебирать содержимое шкафов, но здесь мы уже давно все вычистили. В этом доме ценным остался лишь погреб с напитками. Думаю, остальные дома постигла такая же участь. Здесь больше нечего ловить, скоро придется искать новую деревню для грабежа. Ой как не хочется! Ведь придется лезть в новые земли, где мы как кроты на пальмах: каждый шаг, каждое прикосновение приходится делать наощупь.
– Мо-мо-моро-ди-ди-дина. Блин да тут этикетки уже совсем выцвели, я не знаю, что это за хрень!
В погребе связь не ловит, а потому я транслирую сообщение Фунчозы остальным ребятам в соседних домах.
– Эй, кто-нибудь знает, что может означать «мородина»?
– Чего?
– Мородина.
– Уродина? Тесса что ли?
– Ну и козел же ты, Легавый! Не ожидала от тебя!
– Прости, Тесс! Сорвалось. Я думал, Вьетнам не может расшифровать сообщение Фунчозы.
– Мородина! – повторяю я голосам в наушнике.
Некоторые время они молчали. Потом Тесса ответила:
– Посмотри, есть ли там дата. Скорее всего, это настойка на смородине.
– Сейчас спрошу.
Хоть Фунчоза люто ненавидит Стерву, но она самая начитанная из всех нас. Приходится мириться с этим фактом и высмеивать ее физические уродства. Хотя бы.
– Эй, Фунчоза, там есть дата? Что это?
Я рассмеялась. Голова Фунчозы высунулась из погреба, а на ней была надета воронка с гибким шлангом, который он держал в руке. Изгиб его бровей недвусмысленный.
– Смотри-ка, что я нашел, – он водил шлангом в воздухе.
– И что это?
Я сложила руки на груди, зная наперед, что он предложит. Странным образом наши сексуальные фантазии всегда работали в одном ключе.
– Этот девайс предназначен для розлива браги по бутылкам с узким горлышком, – ответил он с играющими бровями.
Я жду предложения, потому что люблю когда он говорит непристойности вслух. Я нахожу его секс-эксперименты интригующими. В прошлый раз он разобрал одну из мини-видеокамер и прицепил к члену линзу, чтобы записать на видео, что у меня там внутри. Получилось забавно. Никогда я еще не видела свою девочку, она розоватая и должно быть действительно приятная наощупь. Самый сочный и самый розовый скриншот с того видео он поставил себе на заставку планшета. Теперь когда его планшет впадает в спящий режим, там сверкает моя… внутренность. А в день его рождения я позаимствовала у Федора кулинарные щипцы и толстую свечу… В общем, не буду я описывать, как я осквернила кулинарный прибор, но «торт» с зажженной свечой у меня между ног Фунчоза оценил.
– Я хочу вставить в тебя этот шланг, залить туда вино, а потом всосаться в твою Гедзу и испить ее до дна! – процедил он сквозь зубы, изнемогая от желания.
Я живо представляю себе эту картину, и она возбуждает меня так, что я уже теку. Совершенно точно не только отвага привлекает меня в этом балбесе.
– Определенно берем домой! – выдыхаю я с предвкушением.
Улыбка Фунчозы по-дьявольски пошлая.
– Фу, извращенцы! Мы же все это слышим!
– Черт, у меня слюни потекли, как будто меня сейчас стошнит.
– Не знаю, как вы ребята, а меня это тоже возбудило.
– О господи! Еще один извращенец!
– Ну, простите! То, как он это сказал…
Голоса перебивают друг друга в наушнике, но я уже ничего не слышу. Моя Гедза требует длинной толстой жесткой хаси! Я спускаюсь в погреб, где Фунчоза уже ждет меня со своей цветущей луковичкой Бульбазавра.
9 декабря 2071 года. 14:10
Ольга
Мы с Лехой Легавым уже собрали мешки с содой, сушенными специями, брикеты дрожжей. Уже и не знаю, что еще тут можно наскребать. Кажется, эти сусеки опустели конкретно.
Леху я знаю давно. Нас вместе доставили сюда из Польши с родителями. Но в отличие от меня, он не сирота. Его мать живет на базе и занимается обучением малышни – учит их читать-писать-слюни не пускать. Именно от нее, можно сказать, из первых уст, я знаю, что база стоит на пороге кризиса деторождения. Еще пару лет, и мы начнем вымирать быстрее, чем рождаться. Нескончаемая жизнь под землей прореживает наши ряды, выметает самых слабых, оставляя тех, чей генофонд приспособит человечество к пещерам.
Не хочу становиться подземным жителем. В фильмах ужасов времен Хроник подземные люди-мутанты всегда страшные и не в себе. Жрут друг друга и вообще больше на копрофагов похожи.
Я осиротела уже давно. Папа умер от рака легких, еще когда мне было двенадцать. Иногда мне кажется, что в командиры не берут тех, у кого живы родители. Словно есть какой-то невидимый пункт «сиротство» в разделе требований в должностной инструкции командира. Все, что осталось от папы, это входные ворота Желявы и глубокая печаль в душе. Когда мы покидаем территорию базы на время миссии, ребята стучат по бетонным стенам на удачу. Я же трогаю ворота, прося папу следить за мной на вражеских землях. Я никогда не чувствовала его присутствие, даже снов с ним не вижу, но мысль о том, что он стоит позади меня, дает мне сил держаться дальше, продолжать борьбу. Выживать.
Леха для меня, как старший брат, мы с ним даже внешне похожи. Оба светлые, и стрижки короткие. Вот только он ростом под два метра, а я ему едва до плеч достаю. Сорвавшийся трос с контейнера на складе полоснул его по лицу три года назад, и теперь вдоль левой стороны лица тянется длинный шрам, разделив бровь надвое. С ним он стал еще более брутальным.
Его мать относится ко мне как к своей дочери, она всегда радуется, когда я навещаю их групповые жилые отсеки. Когда Легавый закончил общую военную подготовку и стал новобранцем Падальщиков, ему дали место в казарме, а маму выселили из отдельной комнаты, потому что они предназначены только для семей. Теперь Тамара живет в общем спальном блоке на двадцать человек. Это еще комфорт. Есть блоки на шестьдесят персон, в основном он для инженеров. Я благодарна Тамаре за ее чуткость и внимание, удивительным образом она умудряется достать для меня откуда-то засахаренные сухари, приговаривая что в России всегда было принято почивать гостей только самым лучшим из хозяйства. Хотя я Падальщик, я сама могу ей таких вкусностей нанести, что она взлетит к небесам. Но я сижу с ней на железной двухъярусной койке и грызу этот маленький сухарь, и поражаюсь тому, насколько он до слез вкусный!