История Испании - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 25

Вот, значит, каковы были наши дела – с позорным Фердинандом VII у штурвала, – когда мы потеряли практически всю Америку. В промежутке между Войной за независимость и 1836 годом Испания лишилась большей части своих колоний в Новом Свете, за исключением Кубы и Пуэрто-Рико. Но процесс начался гораздо раньше – с промашек в колониальной политике и отсутствия перспективы, с нежелания смотреть вперед, в лицо новому миру, который уже приближался. И хотя в работе Кадисских кортесов, а также в создании Пепы (конституции 1812 года) американские депутаты участие принимали, развод был уже неминуем. Удобный случай для тамошних патриотов (то есть для местной креольской олигархии, искавшей, естественно, собственной выгоды, – а налоги Испании пускай Рита Кантаора заплатит) представился на фоне бардака в связи с войной на Полуострове, побудившей многих американцев начать действовать на свой страх и риск. А подспорьем этому делу стала та преступная неловкость, с которой король по прозвищу Носатый, вернувшись из Франции, отменил все свободы, включая и те, которые у них там уже успели появиться. Но даже раньше имел место один красочный эпизод, а именно британские вторжения в Рио-де-ла-Плата. Англичане, всегда готовые стянуть то, что плохо лежит, и закрепиться в испанской Америке, дважды нападали на Буэнос-Айрес: в 1806 и 1807 годах. Но единственное, что им там перепало от совместных сил испанцев из Испании и местных аргентинцев, так это такая трепка, что небу было жарко, – одно из тех славных побоищ – как и тот отпор, что Нельсон получил на Тенерифе, – сведения о которых британцы, вечно старающиеся замести под ковер свои неудачи, озаботились из своей истории изъять. Тем не менее одна эта ласточка весны не сделала. Чуть позже, воспользовавшись общеиспанским хаосом, англичане и северо-американцы запустили-таки руки в испанские владения в Америке, посылая туда наемников, подстрекая к мятежам и срывая свой куш. Крах, который переживала в тот момент Испания – после Трафальгара у нас даже кораблей в достаточном количестве не было, – привел к тому, что это оказалось – раз плюнуть. И все же сопротивление роялистов борцам за независимость было долгим, напряженным и жестоким. К тому же – с признаками гражданской войны: спустя три с половиной века после Колумба добрая половина боровшихся как с одной, так и с другой стороны оказалась родом из Америки (при Аякучо, например, число роялистов, прибывших из Испании, не доходило и до девяти сотен). Дело в том, что начиная с восстания под предводительством Риего 1820 года испанские войска через Атлантику уже не отправлялись – солдаты просто отказывались подниматься по трапу на борт – и тамошним вице-королям приходилось обходиться тем, что было под рукой. Как бы то ни было, до битвы при Аякучо (Перу, 1824 год) и при Тампико (Мексика, 1829 год) и испанского отказа от своих прав в Америке 1836 года (через три года после того, как наконец-то дал дуба Фердинанд VII) война шла своим чередом: сражения, расстрелы пленных и зеркальные меры, отличавшиеся крайней жестокостью с обеих сторон. Война эта, безусловно, симпатичной не была. И легкой тоже. С взлетами и падениями, победами и поражениями для тех и других. И даже роялисты (так по-испански!) время от времени принимались колошматить друг друга. Всего хватало: и беспримерного мужества, и трусости с предательством. Хунты, созданные поначалу для того, чтобы заполнить вакуум власти, образовавшийся в Испании во время наполеоновских войн, потихоньку превращались в национальные правительства, поскольку из того долгого противостояния, из той жажды свободы и пролитой крови рождались новые испано-американские нации. Просвещенные ребята, такие как генерал Сан-Мартин, что успел сразиться в Испании с французами, или великий Симон Боливар, совершали полководческие подвиги и наносили испанской военной машине смертельные удары. Первый перешел через Анды, что оказалось решающим для независимости Аргентины, Чили и Перу, а потом объединил свои силы с войсками Боливара. Того Боливара, кто поставил точку в освобождении Перу, потом освободил Венесуэлу и Новую Гранаду, основал республики Боливия и Колумбия и решительным ударом в сражении при Аякучо, выигранном его маршалом Сукре, окончательно умыл роялистов. Боливару же принадлежит попытка создать, как и положено, испано-американскую федерацию типа Соединенных Штатов, но это оказалось слишком сложным на землях, где уже хорошо укоренились унаследованные от родины-матери отсутствие солидарности, зависть и неприязнь. Как говорится, своя рубашка у каждого льнула ближе к телу. Единства, стало быть, не получилось; а что получилось, так это новые государства, в которых, как это обычно и бывает, простонародье, индейцы и другой неимущий люд всего лишь получили вместо одних хозяев – других. С единственным реальным результатом: как из них раньше кровушку пили, так и продолжили. И за редкими исключениями дела до сих пор обстоят точно так же: все снится и снится прекрасный сон о свободе и справедливости, которому не суждено сбыться. С одним уточнением: теперь они уже не могут винить в этом испанцев, потому как вот уже двести лет управляют собой сами.

К стыду испанцев того времени, как, впрочем, и нашему, – ведь наследуются не только состояния, но и бесчестье, – Фердинанд VII отдал богу душу в своей постели, тихо и мирно. И оставил нам еще две трети XIX века, которые будут отличаться несомненным прогрессом в промышленности, экономике и политике (естественная тенденция для всех более или менее развитых стран Европы того времени), но станут провальными с точки зрения фактического положения дел и стабильности Испании, раздираемой внутренними конфликтами, да еще и с потерей колоний на закуску. Того века, влияние которого будет ощущаться еще очень долго, почти до самой середины века XX, а скорбными последствиями станут и Гражданская война 36-го года, и франкистская диктатура. А началось все с регентства вдовы Фердинанда, Марии Кристины, взявшей в свои руки бразды правления, раз уж наследница престола, Изабеллита, была несовершеннолетней – трех лет от роду. Что и послужило началом конфликта, потому как брат покойного короля, дон Карлос (его, совсем юного, можно видеть на групповом портрете королевского семейства кисти Гойи ^[51]), потребовал трон себе. Это династическое напряжение между королевой-регентшей и претендентом на престол возбудило амбиции одних и надежды на лучшее управление страной или на социально-политические изменения у других. И вскоре дошло, как все и всегда в Испании, до привычной картины: две противоборствующие стороны с африканскими страстями – мы и они, ты за меня или против. Вот так и родились две партии: карлистская и партия Кристины, позже – Изабеллы. Если обратиться к классической терминологии, то – партии консерваторов и либералов, хотя слова эти, произнесенные на испанский манер, играют множеством разнообразных оттенков. Либеральная партия, поддержанная передовой буржуазией и теми, кто понимал, что от либерализации зависит будущее, была довольно далека от единства (в противном случае это означало бы разрыв со старыми и глубоко укорененными испанскими традициями). Были среди них люди с целями невысокими, высосанными из пальца, приближенные к трону Марии Кристины и ее дочки, которых стали называть умеренными («модерадос»); но попадались и более серьезные граждане, даже революционеры – то спокойные, то радикальные, ставящие себе целью устроить в стране за считаные годы такие перемены, что в случае их успеха Испанию даже родная мама бы не узнала. Эти были названы прогрессистами. А с другой стороны – и этого следовало ожидать – локтями толкались почвенники с традиционалистами – неискоренимо монархическая и фарисейская Испания. И именно там, вокруг карлистов, чей лозунг «Бог, отечество, король» (с Богом, возьмите на заметку, всегда на первом месте) и сведет их всех воедино, – сбилось все самое реакционное. Естественно, в эту партию ретроградов записалась и церковь (ну, или большая ее часть, для которой от любого либерализма и конституционализма по-прежнему разило серой). А также те, кто (в первую очередь – в Наварре, Стране Басков, Каталонии и в Арагоне) намеревался любой ценой сохранить свои фуэрос – региональные привилегии родом из Средневековья – и кто вот уже два века сопротивлялся любым унифицирующим поползновениям государства, закрывая глаза на то, что именно такого рода процессы в то время происходили в Европе. В результате разразились Карлистские войны – о чем мы поговорим в следующей главе – и целая череда столкновений, стычек и переворотов, которые терзали Испанию весь период несовершеннолетия будущей Изабеллы II, а затем и в продолжение всего ее царствования, которое тоже выдалось еще то – оторви да брось. Одной из причин всех беспорядков послужило следующее: мать ее, Мария Кристина, столкнувшись с карлистской угрозой, вынуждена была опереться на либеральных политиков. И поначалу опорой своей она выбрала самых умеренных, вследствие чего радикалы, оказавшись не у дел, устроили выяснение отношений. И пошло-поехало: политический торг и перебранки, серьезнейшие общественные волнения с поджогами церквей и повешением священнослужителей, а в 1837 году все это кончилось рождением новой конституции, которая, по сравнению с Пепой 12-го года, получилась такой пресной, что по вкусу не пришлась никому. Как бы то ни было, одним из наиболее сильных ходов, сделанных прогрессистской партией, стала «дезамортизация» Мендисабаля. Он, будучи главой правительства и набравшись смелости, устроил вот что: конфискацию государством церковной собственности, проку от которой все равно не было никому – а церкви принадлежала треть всех земель в Испании, – и продажу ее с аукциона. Так что прагматичная и предприимчивая буржуазия, как сказали бы мы сегодня, получила возможность купить церковные земли, пустить их в производство и начать с их помощью создавать общественное богатство. По крайней мере, в теории. Это, ясное дело, понравилось епископам не больше, чем горячая картофелина, засунутая под сутану, и еще сильнее разогрело ненависть к либералам со стороны самых реакционных кругов. Приблизительно таким был политический пейзаж, на фоне которого мы, испанцы, с обычным для нас энтузиазмом вновь влезли в еще одну позорную, долгую и многосерийную гражданскую войну, из которой постепенно выросла та сила, которая будет обладать наибольшим политическим весом в Испании на протяжении следующих полутора столетий, – наша славная военщина. Другими словами, армия и ее генералы.