История Испании - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 28

В последние годы правления Изабеллы II деградация политической и этической стороны жизни Испании превратила конституционную монархию в гротеск и фикцию. В финансах беспрепятственно множились спекуляция, банкротства и аферы. Мэрии продолжали пребывать в руках продажных политиков при отсутствии свободы прессы. Правительства с высокой башни плевали на конституционные гарантии, население на каждом шагу предавалось: «народ, превозносимый до небес в час призыва к борьбе и забытый сразу же после победы», как выразился велеречиво и лицемерно один из тех самых политиков, кому случалось предать и народ, и даже родную маму. Засевшая в кортесах шайка-лейка, разогретая в героической борьбе за власть, превратилась в банду матерых политиков. В период между 1836 и 1868 годами продолжался коллективный фарс – электоральный обман, основой которого служили, с одной стороны, нищие народные массы, а с другой – не знающие угрызений совести генералы. Они, спесивые, словно павлины, объединялись с политиками и банкирами, извращая само слово «демократия», и, будучи поставлены военными губернаторами в провинциях, поддерживали своими штыками действующую власть или же, наоборот, против этой власти бунтовали – кто во что горазд, в полном соответствии со своими вкусами, талантами и амбициями. И никто не хотел слышать все более громкий глас народа, которому доставались лишь палки и демагогия, арестантские цепи и расстрелы. Сыновья обездоленных шли на войну, когда война случалась, богачи же своих чад могли откупить, чтобы вместо их сыночка забрили бедняка. А абсурдные военные кампании, которые вела в то время Испания за пределами своих границ (захват Марокко, Тихоокеанская война, Американо-мексиканская война, Кохинкинская кампания, а также Итальянская, в помощь папе), служили скорее поддержке чужих великих держав, чем собственным интересам. Со времени потери практически всей Америки Испания превратилась в бедного родственника за пиршественным столом сильных мира сего. Успехи действительно славного генерала Прима (каталонца, который командовал каталонскими же войсками, о чем кое-кому вспоминать сегодня не хочется) на севере Африки и бессмысленный героизм нашей эскадры в Тихом океане были воспеты как военно-патриотические подвиги и затасканы – до степени рвотных позывов – прессой, проплаченной теми, кто стоял у руля. И это служит неоспоримым свидетельством того, что радикальный патриотизм – прибежище тех, кто всякий стыд потерял. Но под слоем этого монархического, политического, финансового и солдафонского мусора что-то все же понемногу менялось. Исходя из убеждения в том, что выборные урны совершенно бесполезны при неграмотном народе и что приобщение широких народных масс к культуре – единственный путь к преобразованиям (а разговоры о республике как альтернативе монархии уже велись), некоторые поистине героические мужчины и женщины отдавали свое время и силы созданию системы народного просвещения. Письмо, чтение, прикладные науки с выходом в ремесла и промышленность, женская эмансипация – вот что предлагалось рабочим и крестьянам в практически подпольных образовательных центрах. Делу народного просвещения способствовал также театр – чрезвычайно значимая вещь в те времена, когда не было еще ни радио, ни телевидения. Впрочем, широкое распространение печатного слова и книги также началось именно в те годы: на свет появились романы и самых разных жанров публикации, которым порой даже удавалось обойти цензуру. В моду вошли газетные приложения, и как буржуа, так и совсем простые люди, умевшие читать, встретили их с огромным энтузиазмом. Так сформировалось то, что историк Жозеп Фонтана определил как «культуру, базирующуюся на критике существующего общества с сильным зарядом антимилитаризма и антиклерикализма». Наряду с военными мятежами имели место и серьезные революционные эпизоды, как, например, восстание 1854 года, залитое свинцом, или мятеж казармы Сан-Хиль, закончившийся расстрелом – в этой борьбе народ остался один, как обычно, – и растущее рабочее движение, примером чего служит первая всеобщая забастовка в нашей истории, охватившая Каталонию. Над ней – провозвестниками будущего крушения – реяли красные знамена с лозунгом «Хлеба и работы!». Репрессии начались и в сельской местности, и в городе, причем жесточайшие. И эти гонения, вдобавок к вековой, укорененной в Испании несправедливости, погнали в горы многих несчастных, которым суждено было стать бандитами а-ля Курро Хименес, однако менее симпатичными и без какого бы то ни было музыкального сопровождения. Все эти волнения чрезвычайно обеспокоили власть, что послужило толчком к созданию Гражданской гвардии – военизированной полиции, созданной, в общем-то, для охраны правопорядка в сельской местности, однако часто используемой в качестве силы подавления. Монархия распадалась на куски; и политические силы, понимая, что только перемены помогут избежать того, что все предприятие покатится в тартарары, стали объединяться, желая несколько подновить фасад, – а все, что за ним, пусть остается как было. Изабелла II оказалась лишней, а слово «революция» зазвучало всерьез. Час пробил.

Слушайте-ка, странная вещь получается. Притом что царствование Изабеллы II висело на волоске, а проводимая в Испании политика вызывала гомерический хохот Эспронседы, наша страна продолжала оставаться единственной крупной европейской державой, не знавшей революции с целью свержения монарха. Так что традиционный образ непокорного и брутального испанца, столь любимый романтично настроенными путешественниками, был скорее мифическим, чем настоящим. В Великобритании обезглавили Карла I, а французы выбрили посуху Людовика XVI: большей революции и желать невозможно. С другой стороны, Германия и даже католическая Италия тоже уже имели за душой интереснейшие республиканские эпизоды. А вот в этой Испании бескультурья, смирения и ежедневной мессы короли, как душегубы, так и попросту неумехи – нормальных-то почти и не было, – умирали в своей постели. То же – с Фердинандом VII, самым отвратительным из всех королей; однако с его дочерью, Изабеллой II, будет не так – в виде исключения. Капризы и промахи этой дамы, лихие выходки военных, бесстыдство политиков, повязанных с банкирами или же купленных ими, да и финансовый кризис как таковой довели ситуацию до предела. Вся Испания просела до самой ватерлинии, и все это было уже не удержать на плаву даже девятидневными молитвами Деве Марии. Неуклюжая королева, имевшая привычку сажать в правительство своих любовников, настроила против себя абсолютно всех. Кончилось дело тем, что солдафоны под командованием славного генерала Прима устроили переворот, опираясь на поддержку революционных сельских советов, в свою очередь опиравшихся на разорившихся крестьян и безработных поденщиков. Лояльные королеве силы ретировались после нерешительного боя на мосту Альколея; так что Изабеллита, отдыхавшая на севере страны вместе с Марфори – своим последним советником-сутенером, – быстренько собрала чемоданы и отправилась во Францию. Понятно, что, как только революция одержала победу и народные массы (в деревенской простоте полагая, что грядут серьезные перемены) выпустили пар, сведя счеты с угнетателями в паре-тройке местечек, генералы первым делом разоружили революционные советы, объявив им следующее: «знамо дело, кум, твои слова да Богу в уши: „да здравствует революция!“ – и все такое, непременно. Но теперь ты пойдешь домой и будешь сидеть там тихо, а в воскресенье – на корриду, потому как ситуация в надежных руках. То есть в наших. А о республике мы не забудем, ни-ни; просто штука в том, что в такого рода делах спешка ни к чему, нужно все хорошенько обмозговать, парень. Сечешь? Так что пройдет время – посмотрим. А пока что, временно, подыщем другого короля». И так далее и тому подобное. Ну и взялись за дело. За поиски для Испании другого короля, дабы на этот раз навесить на него монархию еще более конституционную, с нотками прогрессивности и прочими смягчителями и освежителями. То же, что и было, но с чуть более современной витриной – женщина, разумеется, права голоса не имеет. А рядом – славные воины и их друганы с капустой, снимающие, как всегда, жирные сливки. Дон Хуан Прим, генерал и каталонец, держал уже бразды правления в своих руках, и вот тут начались патетические поиски какого-никакого короля, чтобы посадить его на трон. Настаиваю на «патетических», потому как если в конце XVII века королевский трон Испании был буквально медом намазан, что и привело к Войне за испанское наследство, то на этот раз трон в Мадриде и даром никому оказался не нужен. «Идите-ка вы лесом, – говорили королевские дома Европы, – пусть этот геморрой ваш батюшка кушает». Наконец Приму удалось охмурить сына короля Италии, Амадея Савойского, который – после пары рюмочек, полагаю, – купился на посулы. И явился к нам. И стали его поливать грязью все кому не лень, да так, что история такого не упомнит: сторонники Изабеллы II и ее сыночка Альфонсито – клея ему ярлык узурпатора; карлисты – обзывая тем же самым словом; республиканцы – поскольку понимали, что их облапошили; католики – по той причине, что Амадей был сыном короля, который в целях объединения Италии устроил неслабую взбучку папе; а весь народ – потому, что он людям просто не понравился. На самом же деле Амадей был мальчиком добрым, либералом, с намерениями, похожими на те, которые выказывал Жозеф Бонапарт времен Войны за независимость. В принципе, хороший парень. Но – все понятно. В Испании навахи, насилия, зависти и вечного озлобления это ни в жизнь бы не сработало. Аристократия хохмила, герцогини отказывались быть придворными дамами и кутались в мантильи, дабы продемонстрировать свое почвенничество, и все вместе потешались над итальянским акцентом короля и его демократическими замашками. Кроме всего прочего, в того, кто его и пригласил, всадили добрую порцию свинца в аккурат перед тем, как Савойский – только представьте себе возможные рифмы с этой фамилией – принял полномочия. Так что, наевшись нами досыта, Амадей собрал чемоданы и послал нас всех к чертям собачьим. Оставив на память в тексте своего отречения прозрачнейший диагноз общей панорамы, который не устарел и полтора столетия спустя: «Если бы враги Испании были иностранцами, так еще куда б ни шло. Но нет. Все, кто шпагой, пером или словом усугубляет и длит беды нации, все они – испанцы».