Они пошли за мной. За стол сели. Меня даже дрожь пробрала – смех не смех, почудилось или нет, но у этой парочки жесты похожие. Специфические, можно сказать.
– Ты не хочешь верить, что это правда? – не притрагивается Лада к чаю. Только пальцами край чашки со слоником трогает. Я специально ей такую подсунула – весёленькую. У Аля много всяких подобных штучек: чашки неформатные, безделушки старинные, зубные щётки забавные и тапки с ушами да крылышками.
– Я ничего не помню, – прислоняюсь задницей к столешнице и с наслаждением рассматриваю новую тётку. – И рассказ твой ничего не всколыхнул во мне. Не помню родителей. Не помню, что была старше. Я ведь в школу ходила, да?.. Так вот, читать я умела, а писать заново училась. Даже если я та самая, о ком ты говоришь, то после всего случившегося я жизнь начала с шести лет. Таисией Прохоровой.
– Неудивительно, что он тебя узнал, – в глазах её закипают слёзы. – Ты очень похожа на мою мать и брата. Я в отца пошла. Глаза лишь нам одинаковые достались – материнские. Я пришла за тобой, На… Тася.
– Почему Тася?
– Так ты сама себя называла. У тебя не получалось ни Настя, ни официально-длинное – Анастасия. Тася. И мы тоже так тебя звали.
– Я никуда не пойду. Ты прости.
Аль тихо смеётся, заложив руки за голову. Наслаждается каждым нашим словом. Он уже выпил чай, слопал ватрушки. У него отличный аппетит и настроение.
– Ты наивная, Лада, – ласкает он мою тётушку взглядом. – Там целая армия безопасников ходы-выходы охраняет. Вы не успеете ногу через порог выставить, как вас сцапают и не дадут шага сделать. А потом прилетит Гинц на крыльях ужаса, и ты забудешь, как тебя зовут. Но я напомню, если что. Обращайся.
Лада переводит взгляд с меня на Аля. Туда и обратно. Она слишком серьёзно настроена. А мы дурачимся. Ей непонятно, почему.
Звонок в дверь. Лада бледнеет. Выпрямляется. Судорожно хватается за чашку. Спина у неё как не переломится – так напряжена.
– Не бойся. Это, я полагаю, муж Таи. Тот самый Гинц. Ему бы уже давно пора здесь быть. Псы небось доложили, что у нас гости.
Аль уходит, а мы остаёмся вдвоём на кухне. Я вжимаюсь в столешницу покрепче. Выдыхаю и поправляю волосы, а затем замираю.
В руках у Лады – пистолет. Откуда только и взялся. Побелевшие пальцы уверенно сжимают оружие. В глазах у неё – синее холодное пламя и решимость. А я замерла, застыла. И время потекло, как в замедленной съёмке – плавно и очень-очень вязко. Как на другой планете. Как в безвоздушном пространстве.
38. Эдгар
Безопасники позвонили мне сразу, как только на пороге художника гостья нарисовалась. Женщина? Одна из подружек раздолбая-гения?
– У неё глаза – как у вашей жены, – подбрасывает ценную информацию один из охранников.
– Никого не выпускать, – командую я и выезжаю. Сразу же. Неизвестно, что это за родственница с одинаковыми глазами. Я бы никому не доверял. Да я и не доверяю, но внутри у меня – спокойствие. Может, из-за сделки с Варшавиным и разговора, а может, потому что я могу больше не скрываться.
– Ты там каску купи. И бронежилет на всякий случай, – инструктирует меня по телефону Сева.
– Это ещё зачем? – настораживаюсь я. Чтобы лишиться спокойствия, достаточно нескольких слов.
– Чтоб тебя шальным снарядом не убило. Ты в Интернет выходил сегодня? Новостную ленту видел? Местные сплетни читал?
– Не занимаюсь подобной ерундой, – досадую из-за ёкнувшего сердца, – Для этого у меня есть ты и пиар-менеджер.
– Ну и зря, зря, – бубнит он, и не понять, то ли издевается, то ли глубоко серьёзен. – Вы со Снежанной смотритесь очень… э-э-э… аутентично. Достоверно, я бы сказал. Прям глаз не отвести. Так что средства защиты тебе понадобятся – я уверен. Особенно голову береги. Тая уже припасла, наверное, тяжёлую сковородку или скалку.
Я мысленно ругаюсь и награждаю Янышевских самыми сочными эпитетами.
– Ты где слов таких нахватался, умник аутентичный? – пытаюсь снизить градус накала, но Сева на своей волне.
– Там ещё папуля речь проникновенную толкнул в интервью. Ты бы вооружился на всякий случай.
– Моя жена – очень умная и уравновешенная девушка.
– Серьёзно? – Сева ржёт. Судя по всему, он бы и пел, если бы мог: новость, что переговоры с Варшавиным прошли успешно, неимоверно подняла ему настроение. – Мама у тебя необычайно вкусно готовит.
У меня желудок сжимается от пустоты. Я лишь кофе пил литрами. Несчастный голодный муж, заброшенный и тоскующий. Ничего. Сегодня это дурацкое расставание закончится. И это понимание греет сердце. Ради этого я готов и удар по голове вынести. Но вряд ли Тая будет драться. Осталось лишь несколько штрихов подправить и посмотреть на даму с «одинаковыми» глазами.
Безопасники мнутся на пороге квартиры. Та пара, что дежурит в подъезде. У них чёткие инструкции – тормозить мужчин, а в остальном – докладывать мне и мониторить территорию. Девушку я попросил не трогать.
Дверь мне открывает очень довольный Альберт. Солнечные брызги с него сыплются во все стороны.
– Господин Гинц, – вежливо и по-царски склоняет он голову в знаке приветствия. – А я уже вас заждался. Думал, вы быстрее прибудете.
– Добрый день, господин Ланской, – решил я ему подыграть. – Где моя жена?
– На кухне беседует со своей тётушкой.
На меня ступор нападает от его слов. Тётка пришла в себя настолько, что смогла приехать и беседовать на кухне? Затем я соображаю, что в доме – чужой человек.
– Да, – кивает, глядя на меня, этот Орлиный Глаз, – это не та тётушка, с которой Тая больше десятка лет прожила. Но тоже родственница. Представляете?
Я больше не слушаю его и направляюсь в кухню. И первое, что вижу, – девушку с пистолетом в руках и испуганную бледную Таю с глазами на пол-лица.
– Эдгар! – шепчут её губы, и она пытается кинуться ко мне. Закрыть собой? О, господи…
Но гибкий и невероятно быстрый художник успевает первым.
Он заслоняет меня спиной и одним движением забирает у чужой девушки пистолет. Я так и не успел уловить: то ли она сама ему отдала оружие, то ли он на какие-то точки надавил.
– Лада, ну что ты творишь?
У неё и правда глаза очень похожие. Синие, с густыми ресницами. Но наивности во взгляде поменьше. И чистоты – тоже. И вообще она мне не нравится. Что это ещё за игры с пистолетами? Только за то, что она Таю напугала, я готов сдать её полиции или ещё куда подальше.
– Тихо-тихо, Гинц, лицо попроще, ладно? Она твою жену защитить пыталась. А это вообще – пугалка детская. Правда, очень дорогая и правдоподобная.
Он нажимает на курок. Он лязгает достаточно правдоподобно. Тая вскрикивает, но вместо пули из дула вырывается пламя. Зажигалка. Вот чёрт.