Частная жизнь импрессионистов - читать онлайн книгу. Автор: Сью Роу cтр.№ 56

Но, как ни странно, самой огорчительной оказалась рецензия Золя в «Мессаж де л’Эроп», поскольку в прошлом он их поддерживал, а теперь вдруг сменил галс. Правда, он выделял «пронизанное женским ви́дением оригинальное обаяние» Берты Моризо и улавливал революционный дух, который, по его мнению, в ближайшие годы безусловно одержит победу над Академией изящных искусств и изменит Салон. Однако убийственно добавлял, что разочарован самой выставкой, поскольку не увидел никаких достижений по сравнению с предыдущей, со времени которой прошло уже два года, и поскольку по-прежнему неясно, куда идет это новое направление.

Вероятно, позиция Золя определялась политикой. Пока шла выставка, в «Лё бьен публик» начал печататься его новый роман «Западня». «Это не грязь, не жестокость, это порнография», – возмущенно отозвался на начало публикации рецензент «Фигаро». Так почему должны иметь успех импрессионисты, если провалился Золя? (Волнения оказались напрасными: к концу следующего года было продано свыше 50 тысяч экземпляров книги, что превзошло самые смелые мечты Золя и Шарпентье.)

Так или иначе, точку зрения Золя можно было отдаленно сравнить с высказываниями Вольфа, который снова написал о группе в «Фигаро». На сей раз он рвал их в клочья, воспользовавшись случаем всадить нож не только в художников, но и в Дюран-Рюэля:

Публике, по его злобному мнению, не предлагалось ни единой мысли. Да что там! Только вчера на улице Пелетье был арестован человек, который после посещения выставки кусал всех, кто оказывался рядом.

Новое оскорбление в адрес Берты всех ужаснуло. Семейство Мане взбесила клевета, бросающая тень на ее репутацию. Эжен вызвал Вольфа на дуэль. Сама же Берта казалась невозмутимой. Она разделяла мнение Моне, что это обычные выходки критиков, которые так же поносили в свое время Делакруа, Гойю и Коро.

– Вот если бы они стали хвалить нас, тогда следовало бы волноваться, – говорил Клод.

Что же касается самого Клода Моне, то, с его точки зрения, статья Вольфа лишь подтверждала, насколько важно для группы продолжать выставляться независимо.

Несмотря на отношение к происходящему, Берта из предосторожности посылала предупреждающие письма своим тетушкам:

Мане послал в жюри Салона «Белье», картина была сразу же отклонена. Травма усугублялась оскорблением: работы Евы Гонсалес, представленной как «ученица Мане», были приняты. Ничуть не обескураженный Мане устроил в собственной студии на улице Сан-Петербург, 4, персональный «Салон отверженного», где выставил все свои отклоненные Салоном, а также другие работы. Приглашения на его «ретроспективную выставку» были озаглавлены: «Рисуй правду, и путь говорят что хотят».

И снова толпы народу потекли в ультрафешенебельную студию, украшенную новомодными японскими обоями и портьерами. Они исполнились изумлением, обнаружив, что богемный франт на самом деле – человек с утонченным вкусом. Это открытие стало газетной сенсацией.

«Он живет в доме, где консьерж даже модель (героя) его же картины «За кружкой пива» и пропустит только через вход для слуг… он, разумеется, не смешивается с толпой… Он потряс меня своими классическими взглядами», – писал один репортер.

Репутация Мане была восстановлена, и его «флирт» с пленэром закончился.

– Писать пленэрные картины можно и в помещении, – сказал он Берте. – Просто надо рисовать белое утром, сиреневое днем, а оттенки оранжевого вечером.

Виктор Шоке держал Сезанна (все еще пребывающего в Провансе) в курсе последних событий. Тот видел «суровый разнос “господина Вольфа”», как он писал Камилю Писсарро, и был им расстроен. Писсарро все еще находился в глубокой депрессии. У себя в Понтуазе он рисовал летний фестиваль, но тональность картины «Фестиваль в Эрмитаже» оказалась приглушенной и тусклой. На полотне люди фланировали между немногочисленными скромными киосками и открытыми прилавками, их лица не были видны зрителю. Картину оживляли второстепенные красные и зеленые вкрапления – детали пейзажа и полотняные навесы над прилавками.

Трогательно поменявшись ролью с Писсарро, Сезанн пытался взбодрить его и приглашал приехать в Эстак, где по заказу Виктора Шоке писал «два маленьких морских сюжета». Эстак напоминает «игральную карту», рассказывал он Писсарро, «красные крыши сверху и синее море внизу». Здесь есть мотивы, работа над которыми требует трех-четырех месяцев, но на юге, где цвета в зависимости от сезона меняются мало, это не препятствие: оливковые деревья и сосны остаются зелеными, и солнце «такое ослепительно-яркое, что предметы кажутся очерченными не только черно-белыми, но и синими, красными, коричневыми и фиолетовыми силуэтами».

Он признался Писсарро, что если будет когда-нибудь еще выставляться вместе с группой, то только при условии отсутствия среди участников Моне. (Вероятно, его возмутил откровенно коммерческий посыл «Японки».) Он также призывал Писсарро остерегаться Альфреда Мейера, который, по его мнению, придумал идею «Союза» исключительно из ревности – чтобы подорвать содружество импрессионистов путем создания конкурирующей группы. Если художники не проявят осмотрительности, заинтересованным зрителям вскоре останутся «одни лишь кооперативы», писал он.