Венеция. История города - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Гарретт cтр.№ 38

К тому времени, похоже, сами члены братств себя уже не бичевали, для торжественных случаев флагеллантов можно было нанять. Деятельность организаций сводилась в основном к благотворительности, богатые члены братств помогали бедным. Если руководство скуолы считало кого-то нуждающимся или достаточно благочестивым (благочестие измерялось прежде всего тем, насколько регулярно человек выполнял обязательные ритуалы), им помогали с пропитанием или жильем. Дочерей тех, кому приходилось нелегко, могли обеспечить приданым — если, конечно, они пользовались хорошей репутацией. Подобные поступки служили проявлением набожности и чувства гражданской ответственности. А вместе с тем они позволяли руководителям скуол почувствовать свое влияние и положение в обществе. (Дворяне тоже могли входить в братства, но скорее в роли почетных членов.) Это устраивало правящий класс, представители которого, в свою очередь, обращались к братствам за поддержкой, когда требовалось профинансировать строительство государственных галер, предоставить для них определенное количество гребцов или явиться на какую-нибудь церемонию, чтобы продемонстрировать одобрение политики правительства — отпраздновать мирные договоры, например. Особенно же остро необходимость в этих организациях ощущалась в тот период, когда Венеция впала в папскую немилость. Таким образом, было очень важно, чтобы скуолы подчинялись не патриарху и церкви, а напрямую Совету Десяти. Духовенство не занимало высоких позиций в скуолах и, как правило, появлялось лишь для того, чтобы отслужить мессу. И когда в 1606-м папа наложил на Венецию интердикт, вся Скуола Гранде ди Сан-Рокко в знак протеста вышла на улицы, неся перед собой даже мощи своего святого.

И потому из соображений государственной пропаганды, гражданской и братской чести и религиозного рвения члены братств изо всех сил старались получше украсить свои скуолы. А уж глядя на огромное помещение Скуолы Гранде ди Сан-Рокко, возведенное в 1549 году, можно сказать наверняка, что члены данной скуолы выполняли свою задачу со всей ответственностью. Когда Томас Кориэт пришел в 1608 году на праздник этого святого, его впечатлил «потрясающе богатый и величественный фронтиспис, сделанный из превосходного белого камня». Ему понравились три больших зала, и просто поразил уровень музыкантов, которые играли «так хорошо, так восхитительно, так необычайно, так очаровательно, так невероятно прекрасно, что даже все иностранцы были восхищены и ошеломлены, потому что никогда ничего подобного не слышали». В Большом зале, более просторном из двух помещений второго этажа, перед алтарем, сияющим «множеством замечательных украшений и огромным количеством серебряных подсвечников», Кориэт прослушал два трехчасовых концерта, наслаждаясь голосами певцов, звуками цитры, корнета, скрипичных трио, теорбы и виолы да гамба — в самых разных сочетаниях. И там было не менее «семи прекрасных пар органов». Более всего на него произвел впечатление нежный голос одного мужчины лет за сорок, который, как Кориэт с некоторым удивлением обнаружил, не был евнухом, но, несмотря на это, в его пении не чувствовалось ничего «вымученного, неестественного или жеманного, оно давалось ему удивительно легко, я никогда такого раньше не слышал». Соловей, возможно, поет лучше, сказал он, но не намного.

Никто точно не знает, что именно исполняли на подобных праздниках, но в 1996 году «Габриели консорт» под управлением Пола Маккриша попытался воспроизвести музыкальную атмосферу тех торжеств, и, надо сказать, получилось весьма убедительно ^[17]. Концерт записывали в самой Скуоле Гранде, и Маккриш с удовольствием отзывается о «теплой, но чистой акустике» Большого зала. Можно, наверное, назвать все это «духовным развлечением»; в такие концерты входили песни, чтения и молитвы, и немалая часть музыки принадлежала Джованни Габриели.

Тинторетто и Скуола Гранде

Состоящий из тридцати трех частей бурный и неудержимый, но не переливающийся через край «Магнификат» в исполнении «Габриели консорт», которым заканчивается запись, напоминает «огромный гобелен из семи проповедующих хоров». Именно такая музыка, полагает Маккриш, должна звучать перед картинами Тинторетто (Джакопо Робусти (1518–1594), чье прозвище говорит о том, что он происходит из семьи tintori — красильщиков). Ради них-то люди обычно и приходят в Скуолу Гранде ди Сан-Рокко — ради «различных нежных картин», упомянутых, но не оцененных Кориэтом по достоинству. Остальные были не так сдержанны в своих отзывах на серию потрясающих работ, выполненных Тинторетто практически без посторонней помощи между 1564 и 1588 годами. Художник, человек глубоко верующий, состоял членом этой (с 1565 года) и нескольких других скуол. Говорят, заказ на отделку скуолы он получил методами несколько жульническими — так, по крайней мере, полагали его конкуренты. Когда они, как и было указано в условиях, пришли с набросками и планами, Тинторетто закрепил на потолке меньшего помещения второго этажа, зала делль Альберго, уже готовую картину «Святой Рох во славе», театральным жестом сбросил покров и тут же подарил братьям свое произведение во имя их святого (от такого подарка они не могли отказаться). Он продолжил расписывать комнату и только потом взялся за Большой зал (сцены из Ветхого Завета на потолке, из Нового — на стенах) а ближе к концу жизни перешел к Нижнему залу на первом этаже (зал Террена), где изобразил сцены из жизни Святой Девы. Тинторетто был мастером в создании драматических световых эффектов, бесплотных или практически бесплотных фигур, стремительных и страстных композиций и менее склонен к богатому колориту, чем такие его венецианские коллеги, как Веронезе.

Главным шедевром Тинторетто многие считают «Распятие Христа» на дальней стене зала делль Альберго. Эта комната отделана темным деревом, свет приглушен, и здесь нет ни одной из тех довольно интересных, но несколько гротескных и даже нелепых резных работ Франческо Пьянта, что украшают Большой зал. Размер «Распятия» (12 м в ширину и 5 м в высоту) призван подчеркнуть судьбоносность произошедшего на Голгофе для будущего человечества. На фоне темного неба, освещенного мертвенно-бледным предгрозовым светом (в Евангелии от Луки сказано: «…и сделалась тьма по всей земле») сгруппированы фигуры плакальщиков, очевидцев, троих распятых, солдат, лошадей. Но так как для христиан сцена распятия обращена лично к каждому, а не только ко всем вместе, персонажей картины можно рассматривать индивидуально. Два солдата, сидя на корточках среди скал, бросают кости, кому достанется одежда Христа, у подножия креста Богоматерь в обмороке, а остальные, включая Святого Иоанна и золотоволосую Магдалину, смотрят вверх, не в силах оправиться от шока. Справа (для Христа — слева) все еще прикрепляют к кресту нераскаявшегося разбойника. Слева (для Христа — справа) — раскаявшийся, чей крест как раз поднимают, смотрит на Спасителя с верой и надеждой. А Спаситель устремляет на него ответный взор, и в глазах его читается обещание: «ныне же будешь со Мною в раю». Два разбойника, один из которых все еще символически привязан к земле, а другой поднимается вверх вместе с Христом, олицетворяют собой выбор, предлагаемый людям. Этот момент еще больше подчеркивается, возможно, с некоторой долей земного тщеславия, тем, что некоторые из присутствующих на картине — не абстрактные персонажи, а вполне реальные члены братства.