— Нам рекомендовали его как греческое, — отозвался Атос.
— Мне показалось, что речь шла о Турции, — вмешался в разговор д’Артаньян.
— Разве магометанам религия позволяет пить вино? — удивился Портос.
— Им достаточно его производить и продавать неверным, то есть нам, — сказал д’Артаньян и приложился к своему сосуду, как бы подтверждая сказанное.
Друзья беззаботно засмеялись. Их жизнь в последнее время не была обременена какими либо заботами, а иногда попросту становилась скучной. Поэтому даже такой незатейливый праздник скрашивал их серые будни.
— А помните, друзья, наши посиделки в «Зеленом лисе»? — вдруг с энтузиазмом воскликнул Портос, при этом было не совсем понятно, что именно вызывал его восторг — воспоминание о парижской таверне, или поедаемый им в этот момент свиной окорок, в который великан впился зубами с такой яростью, что можно было подумать, что он не ел несколько дней.
— Наваристый бульон, баранье рагу, молодой кролик под грибным соусом с кусочками гусиной печени, цыпленок, вареный каплун…, — отозвался Арамис, который оказался не меньшим гурманом, чем его прожорливый товарищ.
— Жареный! Жареный каплун, дорогой Анри! — вскричал Портос, и вся компания снова расхохоталась.
— В Париже мы часто наведывались в «Зеленый лис», по крайней мере, чаще, чем в другие заведения, — пояснил Атос д’Артаньяну.
— Но это не значит, что мы не бывали в других местах, — вставил Арамис.
— Шарль, — не унимался Портос, — знаком ли вам «Зеленый лис»?
— «Зеленый лис»! Вы спрашиваете, знаком ли мне «Зеленый лис»? — воскликнул д’Артаньян. — Поскольку в первые свои годы в Париже я жил на улице Старой голубятни, то, в некотором роде, «Зеленый лис», который, как вы, безусловно, знаете, расположен на той же улице, стал для меня чем-то вроде домашней кухни. Разумеется, когда у меня были деньги! — добавил он хмыкнув.
Мушкетеры понимающе переглянулись, Портос залился веселым смехом, Арамис коротко хихикнул, а Атос лишь еле заметно улыбнулся.
— Да, деньги! Деньги нужны всем! — мечтательно произнес Арамис.
— Особенно они нужны простому мушкетеру! Рыцарю, как говорят в здешних краях, — сказал Портос, алчно откусывая очередной кусок мяса.
— Как странно, д’Артаньян, что мы никогда с вами не встречались раньше, притом, что, по идее, все время ходили одними и теми же маршрутами, — задумчиво заметил Атос.
— Если вы о «Зеленом лисе», мой друг, то уже лет пять, нет, какое пять — целых шесть, я живу на правом берегу Сены, а потому в этом кабаре не бывал уже очень давно.
— И где же все эти годы ваша душа находит приют? — поинтересовался Арамис.
— В разных местах. Мне сложно выделить какое-то одно, — д’Артаньян задумчиво почесал затылок. — Разве что «Сосновую шишку». Друзья, вы бывали в «Сосновой шишке»?
— Кто не бывал в «Сосновой шишке»?! — воскликнул Арамис. — Я думаю, что любой парижанин хоть раз бывал в «Сосновой шишке».
Французы снова дружно закивали. Разговор на время прервался. Все погрузились в свои размышления — даже Портос, который к этому времени уже разделался с окороком.
— Ну, что ж, похоже, наш ужин подходит к концу, — сказал, наконец, Атос, переводя взгляд с одного мушкетера на другого.
— Боюсь, дорогой Арман, вы правы, — с грустью констатировал Портос.
— Во всем, даже в еде, нужна мера, Исаак, — назидательно подчеркнул Арамис.
Глядя на серьезное лицо молодого человека, друзья, в том числе Портос, засмеялись. Затем, бросив объедки собакам, отяжелевшие от еды и питья, покачиваясь, они побрели к своей палатке. Наступила ночь, и в эту пору года было уже довольно зябко.
* * *
Переговоры о выплате контрибуции затягивались. Львовские послы жаловались, что после того, как из закромов все выскреб Вишневецкий, в городе никаких богатств не осталось. Козаки и, особенно, татары, понимающие кивали, но стояли на своем.
В конечном итоге сговорились на том, что в город будут направлены представители украинского гетмана и татарского хана, которые проведут ревизию и решат, что еще можно будет содрать с многострадального Львова.
Несколько дней продолжался санкционированный грабеж, деловитые львовские мещане оценили свой ущерб в полмиллиона злотых, хотя, конечно же, сумма эта была существенно завышена, но таковы правила игры — продавец, даже в такой ситуации, старается подороже оценить свой товар. Татары же, для которых, в основном, предназначались собранные богатства, наоборот, считали, что город не дал даже того, что потребовал изначально Хмельницкий, то есть — 200 тысяч злотых. Тугай-бей гневался, но, в конечном счете, смирился — добыча была и вправду неплоха, а, если учитывать все, что было награблено до этого, то можно было считать весь поход в высшей степени удачным.
Наконец, в конце октября татары под предводительством Тугай-бея покинули гостеприимные львовские предместья и отбыли в направлении Замостья. Отправились налегке, так как обозы с добычей были отосланы в Крым. Через несколько дней в том же направлении повел свои полки Хмельницкий. Перед уходом гетман приказал снова хорошенько пальнуть по городу из пушек, чтобы жители Львова осознали в полной мере, что бы их ожидало, окажись они менее сговорчивыми.
Он также на время оставил отряд козаков для защиты города от ватаг черни, которые рыскали по предместьям, вселяя в благопристойных мещан ужас своими зверствами. С этим отрядом выразили желание остаться четверо французов, на что Хмельницкий дал свое благоволение при условии, что мушкетеры затем прибудут под Замостье. Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян поклялись перед Хмельницким дворянской честью.
Мушкетеры, наряду с другими оставшимися, ездили в патрули, и таким образом у них появилась возможность познакомиться с городом поближе.
Как-то раз, проехав через Галицкие ворота, они взяли привычный курс в сторону Рынка. Улицы были довольно пустынны — люди опасались мародеров и насильников. Случайные прохожие при виде всадников в европейском платье нередко останавливались, искренне приветствуя их. Однако даже такие благородные рыцари как наши мушкетеры далеко не всем внушали доверие, и многие горожане спешили поскорее спрятаться в подворотне или заперев поспешно за собой входную дверь. Если на балконе или у открытого окна стояла, замечтавшись, юная особа, при виде всадников ее также спешили увести вглубь дома.
Французы отвечали на приветствия местных жителей поднятием шляп. Они натягивали поводья, лошади останавливались и начинали гарцевать. После подобной приветственной церемонии мушкетеры продолжали свой путь, сворачивая на очередную узкую улочку.
— Исаак, ваше седло ужасно скрипит! — воскликнул вдруг Арамис.
Действительно в образовавшейся вдруг тишине стало отчетливо слышно, как поскрипывает конская сбруя под массивным телом Портоса.
— Да, черт возьми! Скоро я и сам буду скрипеть, поскольку от этого безделья просто начинаю ржаветь, — проворчал Портос, пытаясь принять более удобную позу в седле, от чего оно застонало еще более жалобно.