— А нас, французов, они тоже ненавидят?
— А здесь как раз все наоборот. Они называют нас своими братьями, полагая, что между нами много общего, хотя лично я не могу с этим согласиться. В целом же, поляки — довольно добродушные, щедрые, немстительные люди, — резюмировал Атос. Ему было лестно, что д’Артаньян, бывший для его поколения мушкетеров чуть ли не легендой, интересуется его мнением.
— Ну, а козаки? Они чем-то отличаются от поляков? Возможно, совсем скоро нам предстоит с ними встретиться.
— О них я знаю очень мало, можно сказать, не знаю вообще ничего. Козаки — лишь часть украинского народа. У украинцев есть своя шляхта, какая-то ее часть обращена в греческую веру, хотя все больше и больше местных дворян переходят в католичество, и иногда трудно понять, поляк перед вами, или украинец. Вот, например, князь Вишневецкий — украинец.
— Правда? — воскликнул д’Артаньян. — Я был убежден, что он — истинный поляк, ведь он так ревностно служит короне и католической вере!
— То-то и оно, друг мой, то-то и оно!
Несколько минут друзья ехали молча.
— Козаки — не шляхтичи, — продолжил Атос, — хотя они пользуются большими привилегиями. Это что-то вроде военного сословия, однако, когда войны нет, они промышляют грабежами и разбоем, — Атос снова улыбнулся. — В этом они чем-то похожи на татар, которых они ненавидят и с которыми постоянно воюют. Однако в этой войне они союзники.
— Но татары есть и в польском войске?
— Там есть и козаки.
— Что за чертовщина! — невольно вырвалось у д’Артаньяна. Похоже, он окончательно запутался.
— Все довольно сложно, — Атос покачал головой, видя озадаченность друга. — Однако мы совсем отстали, д’Артаньян, поспешим же!
И мушкетеры, пришпорив коней, бросились догонять изрядно опередивших их друзей.
Глава восьмая. Гетман Хмельницкий
Встреча с украинскими козаками произошла существенно раньше, чем мог предположить д’Артаньян.
Сперва из-за деревьев послышался свист, ему ответил другой, потом — еще один. Затем с разных сторон на дорогу высыпали люди разбойничьей внешности, вооруженные кто саблей, кто мушкетом, кто копьем, а кто просто дубиной. Всего их было около двадцати.
Французы подумали сначала, что это татары, и, действительно, от них этих людей было не отличить. Но затем Атос каким-то, известным только ему образом, сообразил, что перед ними были именно козаки, о чем шепотом сообщил друзьям.
Те, в свою очередь, с любопытством рассматривали чужеземцев.
— Німці? — наконец, сказал один из них, выступив вперед.
Атос, Портос и Арамис не раз слышали это слово, а, точнее, очень похожее на него, справедливо решив, что на украинском оно означало то же, что и на польском.
Атос отрицательно покачал головой.
— Francuski, Francais
[10],- сказал Арамис.
Козаки продолжали молча рассматривать мушкетеров. Затем тот, кто задал им вопрос, очевидно, главный, сделал знак рукой и что-то негромко сказал. К ним приблизился козак, ничем по виду не отличавшийся от остальных, довольно молодой, хотя возраст таких людей определить всегда сложно.
Он подошел к мушкетерам вплотную, оглядел их с ног до головы, с важным видом покачал головой, затем улыбнулся и неожиданно заговорил на корявом, но все же французском языке:
— Vous-est de armee polonais?
[11].
Французы рассказали в общих чертах свою историю, опуская некоторые, не имеющие, по их мнению, особой важности детали. Вряд ли козак-толмач понял все дословно, но общий смысл, скорее всего, был им воспринят верно. Он негромко пересказал услышанное своему начальнику, тот время от времени понимающе кивал, бросал на мушкетеров быстрые взгляды, но в глазах его сквозило недоверие. Дослушав, он что-то громко крикнул козакам, те еще ближе подобрались к французам, а переводчик, протянув в их сторону обе руки, сказал:
— Armes
[12].
Мушкетеры, переглянувшись, стали отстегивать свои шпаги и вынимать из-за пояса пистолеты. Протестовать не имело смысла: это была не библиотека в замке князя Конецпольского — здесь все могло закончиться весьма печально и притом весьма быстро.
Когда передача оружия завершилась, козак снова обратился к ним:
— Allez! Va a camp
[13]
Козаки взяли лошадей мушкетеров под уздцы, им самим сделали знак спешиться. Французы повиновались, к счастью, их не стали связывать, ограничившись только их разоружением.
Вскоре процессия тронулась в направлении, в котором до этого двигались французы.
До лагеря добрались уже по темноте. Он был укреплен валами и несколькими рядами возов. Запах дыма и варившегося в котлах мяса стал долетать до путников задолго до того, как лагерь вырос перед ними, освещенный сотнями огней.
Около костров компаниями по несколько человек — иногда до десятка и даже более — стояли и сидели козаки, они ели горячую, только что приготовленную пищу, пили, громко между собой переговаривались, пели песни. Кое- где возникали споры, стычки, которые, впрочем, довольно быстро гасились.
Но козаки, пленившие мушкетеров, шли дальше, не останавливаясь, пока не достигли небольшой крепости, расположившейся у самой реки. Сердце д’Артаньяна сжалось: он понял, что их ведут к Хмельницкому. Еще несколько мгновений, и он увидит гетмана.
Тот, кто был за старшего в отряде, шепнул что-то козаку, стоявшему на страже перед закрытой дверью, тот кивнул и пропустил его внутрь. Через минуту он снова появился и сделал знак ввести пленников. Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян проследовали в помещение, с ними зашли только старший и козак-переводчик. Остальные остались снаружи.
В просторной комнате было несколько человек, однако кто из них Хмельницкий, не вызывало сомнений.
Это был мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, среднего роста, крепкий, широкий в кости, несколько грузный. Нос его был скорее длинный, губы — тонкие. Длинные, несколько вислые усы, закрученные к низу, соседствовали с четко очерченным подбородком. Он смотрел на неожиданных гостей пристально, с прищуром, в его умных глазах читались интерес и недоверие одновременно. Одет он был на польский манер, и наряд его ничем не отличался от одежды стоявших рядом офицеров.
— Кто такие? — спросил Хмельницкий, буравя взглядом мушкетеров.
— Языков привели, — сказал командир отряда, который доставил пленников в ставку.