Черновик человека - читать онлайн книгу. Автор: Мария Рыбакова cтр.№ 28

Приходилось. Вот именно, мама, приходилось. Знаешь, Эрик, когда она из комнаты выходила, я каждый раз пугалась, что она больше не вернется. Каждый раз пугалась, Эрик! И плакать начинала. Думала, все, не увижу ее больше.

Она такая плакса была, Эрик, ни минуты мне покоя не давала. За что меня Бог такой дочерью наградил, не знаю.

Как же, как же. Знаешь, что она мне в детстве плела? Когда я спрашивала, откуда я взялась? Тебя, мол, ангел ко мне на колени положил. И в небе зажглась такая специальная звезда в честь твоего рождения. Она, правда, верила, что я типа Иисус Христос, а она как будто Богоматерь. Славься, звезда моря! Небесных врат царица! Тебя архангел славит! Дай слепому света, огради от зла нас! Ангел, значит, к ней явился и небесного ребенка ей принес. Потому что красавице такой – не смотри, какая она сейчас стала, раньше была красавица – никто не пара. Ни один земной мужчина. Знаешь, как я ее жалела всегда? Я ее даже за эту красоту жалела. И что на выставку ее почти никто не пришел. И что ее не пускали с Ба и со мной за границу поехать. Знаешь, мы были в Швеции, там девочки в церкви пели, так я расплакалась, оттого что мама этого не увидит. А в Копенгагене когда была, мама сказала мне на русалочку посмотреть, а у этой статуи тогда руку украли. Так я тоже плакала, Эрик, ну, из-за мамы опять. Ее же любимая русалочка пострадала.

Эрик, очень вас прошу, уведите ее отсюда в вашу комнату. Она не пойми что городит. Ей в голову ударило, что ее уволили. Это не моя вина, Света, что из тебя ничего не вышло. Я все сделала, чтобы тебе помочь. Книжки вслух читала, стихи твои записывала, в турне по Союзу тебя возила. Ты всем наобещала, будто ты чудо настоящее, а чуда не было. Все ушло в какой-то пшик. И нечего меня винить. Ты сама виновата.

Кто же все это задумал? Бог, что ли? Для чего, отец небесный, ты такое со мной совершил, ведь я же была совсем маленькая тогда? Да и потом была подростком, разве же можно было?

Уведите ее, пожалуйста, Эрик, видите, она в истерике. Если бы мы на родине были, я бы тебя в психушку отправила, Света. У нее в тридцать три еще переходный возраст не кончился. Уведите ее, Эрик, она с вами там успокоится.

* * *

«Мама, мама! Меня для «Плейбоя» снимать будут! К нам в общежитие пришел журналист. Где, говорит, Света Лукина, которая стихи когда-то писала? Мы знаем, что она в Москве на актерском учится, мы ее фотографии видели. Меня это «стихи когда-то писала» покоробило, но выхожу и отвечаю: я Света Лукина, а что вам, собственно, от меня нужно? А он улыбается и говорит: я из журнала «Плейбой» – вы, наверное, слышали о нашем журнале. Так вот, мы хотели бы сделать с вами фотосессию, потому что вы были таким известным ребенком. Всем интересно, какая вы стали, когда выросли.

А я и не знала, что кому-то интересно, какая я стала, когда выросла. Я думала, все меня забыли. Я обрадовалась. Хорошо, говорю, а это что, обнаженка? Не то чтобы обнаженка, он отвечает, а просто в нижнем белье, чтобы фигуру было видно. Снимки должны быть соблазнительные, а не пошлые. Назовем разворот «Поэзия моего тела». Как вам такое название? Название подходит, говорю. Он снова улыбается и говорит, что они в четверг приедут. А детские фотографии у вас есть, спрашивает. Мы бы хотели их по контрасту со взрослыми вставить.

Мама, это все было удивительно. Они меня три часа перед зеркалом красили и причесывали. Говорят: мы вам два имиджа придумали. Один имидж – это поэтесса. Давайте сначала поэтессу снимем. Надели мне на нос очки, дали в руки карандаш. А нижнее белье мне там выдали из черного кружева. Поверх я розовую рубашку набросила. И снимают меня за письменным столом, как я дужку от очков посасываю и карандашом в пальцах играю. Будто бы в процессе творчества (если бы творила в черном кружевном лифчике). Ну, представь себе, встала утром с постели и сразу за стол, писать стихи про любовь.

А потом без очков снимали на зеленом диване, все в том же лифчике и розовой рубашке. На ноги мне надели черные чулки и черные лаковые туфли на шпильках. Губы мне накрасили темно-красным. Сказали, что в этой позе я вылитая доминатрикс, только хлыста не хватает. Доминатрикс – это женщина, которая причиняет боль мужчинам. Когда они просят, чтобы их, например, высекли. Читала Захер-Мазоха? У него про это говорится.

Потом вторую серию снимков сделали. Там была тема: Света – маленькая девочка. Потому что я прославилась, когда была маленькая. Акцент, фотограф сказал, должен быть на белом. Цвет невинности. Белые чулки чуть повыше колен и белые туфельки. В волосах они мне пышные банты завязали, совсем как ты мне в детстве завязывала. И юбочка на мне была короткая, а еще дали надувной шарик, чтобы я с ним в разные позы становилась. Я, мам, и не знала, что у меня такие красивые ноги. Они все моими ногами восхищались. Вообще моей фигурой. И правда – поэзия моего тела! Жизнь, она если что-то одно отнимает, то что-то другое нам дает взамен, я так думаю. Знаешь, я даже и не против, если сейчас благодаря внешности прославлюсь, а не из-за таланта. Быть красивой женщиной – это тоже талант, по-моему. Фотограф сказал, что у меня очень хороший контакт получается с камерой. Я и сама в себе чувствую способность приковывать взгляд.

Журналист спросил: не против ли я, когда на меня смотрят как на сексуальный объект? Я ответила, что в детстве во мне видели только ум, а теперь, наверное, настала очередь моего тела, чтобы его тоже заметили. А сама я хочу всего, говорю я, хочу быть и красивой, и умной, хочу, чтобы меня замечали и чтобы в меня влюблялись. Я люблю людей, люблю танцевать, петь под гитару и разговаривать о смысле жизни до утра. Вам нравится, когда вас снимают? Очень нравится, говорю я, тела не надо стыдиться, тело – это стих Бога. Света, представьте себе коктейль под названием «Светлана Лукина», что бы туда входило? Ой, коктейль, говорю, я – в виде коктейля, дайте подумать. Ну, что-нибудь типа «Кровавой Мэри». Обязательно, чтобы водка была, это мой любимый алкогольный напиток. Томатный сок, алый, как пролитая кровь. Лимонный сок и перец, чтобы щипало в глазах.

Слезы, кровь и водка – вот я.

В виде коктейля.

Посылаю тебе журнал, мама. Надеюсь, тебе понравятся снимки. Все говорят, что я очень хорошо получилась. Может, стану топ-моделью? Надеюсь, обо мне теперь вспомнят наконец и позовут на телевидение. А то уже десять лет никуда не звали, будто меня в живых нет».

* * *

«Очень рада, Светочка, что тебя взяли в топ-модели. Все женщины в нашей семье были очень красивы. Меня еще в худучилище тоже все хотели рисовать. Помнишь, у нас целая серия рисунков в шкафу лежит? И бабушку твою после войны в журнале мод фотографировали. Фотограф считал, что она вылитая Марлен Дитрих. Ба советует тебе с ними контракт заключить: чтобы тебя для этого журнала продолжали снимать. Это очень известный журнал. Кстати, сколько они тебе заплатили? Не могла бы нам деньги прислать, тут нужно унитаз поменять, и Ба на лекарства».

* * *

Девочка Ариэль, которая скоро должна была умереть, ходила с мамой в зоопарк еще до того, как заболела. На самом деле она подозревала, что в то время, наверное, уже была больна. Голова все время болела, все время раскалывалась, но Ариэль боялась пожаловаться, потому что поначалу родители поднимали ее на смех: как у такой маленькой может голова болеть? Подожди, вырастешь, тогда узнаешь, что такое головная боль. А мама давно хотела сводить ее в зоопарк, тебе понравится, Ариэль, вот увидишь, Ариэль, там такие звери смешные, как у тебя в книжке на картинках, помнишь вомбата, помнишь капибару, помнишь лемура, они все настоящие в зоопарке живут.