Я улыбаюсь.
— И с ним, и с его «крестником», Александр Петрович. По-моему, мы уже выходим к финишу.
— Ишь, какой шустрый, — усмехается Белов. — А вообще-то, давно пора. Задержались мы на старте.
— Зато сейчас набираем темп.
— Ой, Демичевский, — качает головой Белов. — Что-то мы с тобой на спортивный лексикон перешли. Скажи проще: выяснил кто?.. Камилов?
— Он, Александр Петрович. Остаётся продумать: когда, где и как брать его… Если, конечно, он ещё в городе.
Глаза Белова заметно веселеют. Он хлопает меня по плечу.
— Продумаем! Это мы, товарищ Демичевский, продумаем. Теперь мы его и на краю света найдём.
К пяти часам все приглашённые на совещание один за другим собираются в его кабинете. Присоединяюсь к ним и я. «Наш» Камилов проживает, как выяснилось, по Большой Садовой улице, 17.
Опять присаживаюсь у окна, оглядываю присутствующих: за столом — Белов, сосредоточенно перебирает лежащие перед ним бумаги, на диване в напряжённых позах ожидания застыли Громов и вернувшийся из больницы Наумов; на стульях, расставленных у стен, разместились другие члены следственно-оперативной группы.
Белов поднимается, обводит всех долгим взглядом:
— Значит, предлагаете сегодня же брать Камилова? Не торопитесь ли?
— Нет. Откладывать с этим не следует, — твёрдо отвечаю я.
— Однако нам неизвестна его сообщница. Задерживать — так одновременно обоих, — возражает Наумов.
Белов долго смотрит на меня, что-то соображает.
Поворачиваюсь к Наумову.
— Нам нельзя и часа тянуть с Камиловым. Пока будем искать его сообщницу, не преподнесёт ли он новое ЧП? Как тогда людям в глаза будем смотреть?
— Пожалуй, вы правы, Демичевский, — говорит Белов. — Где предполагаете брать Камилова?
— Дома. Только дома. На улице опасно — кругом люди, вдруг заминка какая, и он за пистолет… Теперь-то ясно, что он на всё способен.
— За пистолет он и дома может схватиться, — замечает Наумов. — Переполошим людей, если хуже чего не выйдет… Что у него за квартира? С кем он живёт? Где работает или учится?
— У него только мать-портниха, — вступает в разговор Громов. — Я тут перед совещанием участкового опросил… Камилов уже давно лишь на её хлебах. После десятилетки учился пару лет в инженерно-строительном институте — бросил, устроился барменом в ресторан и тоже не удержался там. А живут Камиловы в двухкомнатной квартире, на втором этаже.
— Значит, запросто в окно может сигануть, — вслух размышляет Наумов. Он морщит лоб и добавляет: — В коридор бы выманить его. Есть у них там коридор? Что собой представляет? — обращается он к Громову.
— Есть, — быстро отвечает тот и передаёт Белову лист бумаги. — Взгляните, это план дома и квартиры, участковый по памяти нарисовал. Может, и пригодится.
Мы поочерёдно изучаем план.
Да, коридор есть. А в нём щиток с автоматическими пробками. Можно отключить освещение квартиры. Кто тогда выйдет посмотреть, в чём дело? Конечно мужчина. А в данном случае — Камилов!
Я высказываю свои соображения на этот счёт.
— Дельно! — загорается Наумов. — Вряд ли он в этом случае сунется в коридор с оружием.
— Значит, так… — говорит Белов. — Уточняем детали операции. В первую очередь устанавливаем за домом наблюдение, блокируем подъезд… На лестничной площадке и во дворе в главный момент не должно быть никого из детворы и жильцов! С ними надо сработать особенно аккуратно! Кому это поручим?
Наумов с Громовым с нарочитым вниманием опять принимаются разглядывать план дома, будто и не слышали последней фразы Белова. Он с пониманием усмехается:
— Что ж, возложим это на участкового. Как считаете, товарищи, справится?
— Да детвора в нём души не чает! — живо отзывается Громов.
— И весь народ к нему с почтением! — добавляет Наумов. — Справится, товарищ майор!
— Вот и отлично, — заключает Белов. — Значит, капитан, вам с Громовым быть у щитка.
Они как по команде поднимаются, в один голос громко отвечают:
— Есть быть у щитка!
И я чётко понимаю, что Камилову уже не уйти от них, даже если он выйдет к ним с оружием.
9
Наше совещание затягивается. Вновь и вновь уточняются детали предстоящей операции, обсуждаются действия её участников, время проведения… Одни сотрудники войдут в группу захвата преступника, другие будут перекрывать пути его вероятного отхода, блокировать двор дома… Ну а мне предстоит провести у Камиловых обыск.
К семи часам вечера оперативники Белова докладывают, что Камилов дома и выходить пока не собирается.
А на улице всё ещё светло, как днём. И минуты тянутся мучительно долго. Пятнадцать минут восьмого, полчаса… Восемь часов… Двадцать минут девятого…
Выглядываю из окна кабинета на улицу: есть ли где огоньки? Ведь начало операции ровно в девять. Огней пока — ни в одном доме. Лишь полыхают в витринах и окнах домов оранжевые отблески заката.
В восемь тридцать — звонок Белова:
— Спускайся вниз — через пять минут выезжаем.
Снова выглядываю в окно: закат уже потускнел, на улице — серая дымка… Пожалуй, к девяти часам и стемнеет.
Спускаюсь по лестнице в вестибюль и ясно слышу, как сильно стучит сердце. Неужели так волнуюсь? Ведь всё продумано до мелочей…
У подъезда присоединяюсь к Белову. Садимся в машину. Все остальные участники операции уже давно на Садовой улице. По рации то от одного из них, то от другого поступают короткие сообщения: «Двор блокирован», «Подъезд блокирован», «Объект на месте, посторонних в квартире нет»…
На тихой улочке, у старого четырёхэтажного дома с высокой аркой над въездом во двор, машина останавливается. Читаю на доме табличку: «Большая Садовая, 17». Вдоль арки прогуливаются двое хипповатых парней. С трудом узнаю в них наших работников уголовного розыска. Во дворе — ни души, лишь за самодельным столиком у второго подъезда всё ещё стучат костяшками домино четверо чем-то мне знакомых личностей. «И эти наши!» — проносится в голове.
Гляжу на часы: без трёх минут девять. Пока войдём в подъезд, пока поднимемся по лестнице…
Вот и второй этаж. С площадки третьего нам навстречу бесшумно спускаются Наумов и Громов. Обмениваемся взглядами: «Пора!»
Наумов с Громовым ныряют в ярко освещённый проём коридора, и он тут же погружается во мрак. Озноб нетерпения прокатывается по моей спине. Представляю, как напряжены сейчас нервы и у других участников операции… Кажется, будто прошла уже целая вечность. Слышится металлический щелчок замка, недовольный мужской голос, потом яростный хрип, и мы с Беловым бросаемся в темь коридора. Нащупываю щиток с пробками. Вспыхивает свет, и я вижу распростёртого на цементном полу полуголого темноволосого парня в шортах с закрученными за спину руками, на ногах его — тяжело дышащего Наумова. Рядом с ним Громов — защёлкивает на запястьях парня наручники. Тот конвульсивно извивается, что-то мычит.