Тайна пансионата «Уют» - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Колабухин cтр.№ 11

Прежде чем сесть, Пикулин бросает на меня быстрый озабоченный взгляд. Видимо, сообразил, что его вызов связан с моим присутствием здесь. Присаживается напротив. Снова окидывает меня быстрым взглядом. Чувствуется, его тревожит мой штатский вид и он никак не может догадаться, кто я и что мне от него надо.

— Вы тут без меня побеседуйте, — говорит мне Васильев. — А я вас пока оставлю. Понадоблюсь — нажмите кнопку на столе.

И выходит, подбадривающе кивнув Пикулину. На мгновенье в кабинете воцаряется тишина.

— Следователь райотдела милиции капитан Демичевский, — представляюсь я Пикулину. — Мне нужно о многом поговорить с вами.

Он с ещё большей насторожённостью вскидывает на меня свои светло-серые глаза и тут же отводит их в сторону. Весь его скованный вид подсказывает, что говорить ему со мной не очень-то и хочется. Нужен какой-то подход, чтобы вызвать его на откровенность. Но какой?

— Курите? — спрашиваю и придвигаю к нему пачку «Беломора».

Он поворачивает голову, молча вытаскивает из пачки папиросу, прикуривает. Закуриваю и я.

Пикулин не смотрит на меня. Часто затягиваясь, косит глазами в угол. Папиросу держит не между пальцев, а укрывает в кулаке, словно курит тайком или на ветру, в дождь. Кисти рук у него широкие, пальцы загрубевшие, по-настоящему рабочие. И тут мне вспоминается разговор с его мастером. Как же я забыл об этом?

— Вам привет от Хлебникова.

Голова Пикулина непроизвольно дёргается. Он недоверчиво смотрит на меня.

— От кого?

— От Пал Палыча, мастера вашего.

— Не может быть…

— Почему?

— А когда вы с ним виделись?

— Вчера.

— И он ещё помнит меня?

— Не только помнит, но и всей душой переживает за вас. Готов в любое время принять на свой участок. Считает вас первоклассным слесарем. Или ошибается?

— А вы-то к нему с какой стороны?

— Да тут вот как всё получилось… В связи с одним происшествием пришлось нам поднять ваше дело. Так на Пал Палыча и вышли. И разговорились о вас.

— А что за происшествие? Почему понадобилось изучать моё дело?

— Что за происшествие? — медлю с ответом. — Мы ещё к нему вернёмся. Вы лучше вот что скажите: кто всё-таки был с вами в тот злополучный вечер 30 сентября 1982 года, когда двумя выстрелами из пистолета ранили Ладыгина?

Пикулин морщится, гасит в пепельнице окурок.

— Я уже говорил на суде — не знаю.

— Ну, Пикулин… А мне здесь рассказывали, что вы вроде бы за ум взялись. Если так, зачем крутить старую песню?.. Вот выйдете из колонии, начнёте новую жизнь. И вас не будет тяготить, что человек, втянувший вас когда-то в грязное дело, всё ещё на свободе и, быть может, совершает новые преступления?

— Значит, он всё-таки не пойман.

— Пока да. Ведь вы упорно покрываете его.

Пикулин отводит глаза.

— И всё-таки… Что он ещё натворил? — глухо спрашивает через минуту.

— Совершил разбойное нападение на один из фирменных магазинов.

В глазах Пикулина недоверие.

— Почему думаете, что он?

— Его опознали. И потом… В этом магазине и в Ладыгина стреляли из одного и того же оружия. Что это за оружие, Пикулин?

Он опускает голову:

— Не знаю.

— Кто этот человек? Как вы с ним познакомились?

Парень молчит, упорно смотрит в сторону.

— Да поймите же вы! — начинаю я заводиться и останавливаю себя. Заводиться-то мне и нельзя. Ну никак нельзя. Ради моего дела. Ради всех тех, кто вскоре может вновь оказаться жертвой Эдика.

— Поймите, — приглушаю я свой голос, — быть может, сейчас, пока мы с вами разговариваем, этот человек снова в кого-нибудь стреляет. В того же Пал Палыча, не дай бог!

— Разрешите ещё папиросу, — просит Пикулин. — Раньше-то не курил, здесь вот пристрастился.

Пододвигаю к нему «Беломор». Пикулин закуривает, жадно затягивается.

— Так кто этот человек? Как зовут его?

— Эдик, — тяжело вздыхает Пикулин. — А вот фамилию, где живёт и работает, не знаю. Честное слово, не знаю.

— Когда и как вы с ним познакомились?

Он опять делает несколько глубоких затяжек.

— Три года назад. В августе. В ресторане «Солнечный». Не рассчитал я маленько, оказался перед официантом банкротом. Девочек своих выпроводил, чем расплачиваться — не знаю. Тут он и подсел ко мне. Расплатился за меня и ещё заказ сделал. Мол, рад познакомиться с чемпионом. Расстались друзьями. Вот так всё и началось.

— Что «всё»?

— Ну… моё падение, что ли… Поверьте, это вышло случайно. Как раз в тот вечер, 30 сентября, денег не оказалось ни у меня, ни у Эдика. Договорились с официантом, что подождёт с часок. А сами нырнули в парк, как раз рядом с рестораном… Если бы я не так пьян был, домой скатал бы или занял денег у знакомых. А тут он всё уговаривал: у первых попавшихся спросим, скажем — потом, мол, отдадим. Опомнился, когда он уже стрелять начал. Как и куда я потом бежал — не помню. Только кто-то догнал, скрутил меня в бараний рог и сунул в «канарейку»… в машину, значит, вашу.

— Почему на следствии и на суде промолчали?

Пикулин грустно усмехается.

— Эдик как-то сумел переслать мне записку. Мол, дьявол попутал. По гроб будет обязан, если умолчу о нём. Свадьба, мол, у него скоро, зачем и невесте жизнь портить… Неужели всё заливал?

— А кто невеста? Видели её?

— Девчонок-то у него много было. Может, Светка? В сентябре он всё с ней крутился. Фамилию, правда, не знаю… Беленькая такая. Где-то парикмахершей работает.

Вот так, слово за слово, и проясняется картина. Остаётся предъявить Пикулину рисованный портрет Эдика. Нажимаю кнопку звонка и прошу появившегося Васильева вызвать понятых. В их присутствии кладу на стол рисунки.

— Может, узнаете кого… — говорю Пикулину.

— Вот, — он указывает на портрет Эдика. — Если бы знал, что снова может на подлость пойти, давно бы показания дал.

Он опускает голову. И, пока разглядываю его, думает о своём. Я понимаю, что происходит в его душе.

— Что передать Пал Палычу?

Пикулин поднимает голову, глаза оживают:

— Скажите… Пусть ждёт. Скажите, отхожу понемногу от нокаута. В другой такой не попадусь… Да я сам напишу ему.

— Вот это верно, — одобряю. — Таиться от него не надо. Золотой он человек!

— Это точно! — отзывается Пикулин. И смотрит уже заметно веселее.

И снова — электричка. Возвращаюсь домой. Опять стучат на стыках рельсов колёса поезда, за окнами вагона — уже знакомый мне пейзаж. В голове мысли о Громове, о Наумове: у них что нового?