7
Через час уже еду в колонию. За окнами вагона электрички сначала медленно, а потом всё быстрее плывут пристанционные постройки, жилые дома и деревья, мелькают зелёные поля и перелески, ручейки и речушки… Вспоминаю улыбчивые взгляды Елены и невольно улыбаюсь: спасибо тебе, спасибо!
За спиной слышится звон гитары, приглушённый шумок молодых голосов. От скамейки к скамейке бегают двое малышей-близнецов, кудрявые и озорные, одинаково одетые в матросские костюмчики… Всё это автоматически фиксируется в моём сознании, не вызывая каких-то особых эмоций, лишь уводит мысли к предстоящей встрече с Пикулиным: вдруг разговора не получится? И вообще — как он там, чем занимается?
Признаться, у меня не очень чёткие представления об исправительно-трудовых колониях. Ну, отбывают там преступники наказание. Конечно, работают… А что ещё? Ведь, как известно, многие из них, порой даже и матёрые, выходят на свободу совсем другими людьми — как говорится, исправившимися. В чём здесь секрет?
Когда мне случайно приходится встречаться с работниками колоний, всегда интересуюсь этим. Как правило, они отшучиваются, переводя разговор. Скромничают, что называется. И всё же я испытываю к ним чувство глубокого уважения. В самом деле, вот мы — сотрудники милиции — тоже занимаемся правонарушителями. И столько сил, нервов, жизненной энергии нам это стоит! Допрашиваешь какого-нибудь уголовника, а он волком смотрит, зубами на тебя скрипит. Думается, дай волю такому… И вот попробуй выведи в люди!
Электричка замедляет ход и скоро останавливается у небольшого вокзала. Близнецы бросаются к окнам: «Прибрежный!» В вагоне зашевелились. Я тоже поднимаюсь, двигаюсь к выходу. У привокзального скверика сажусь в автобус и еду до самой окраины посёлка. Там, как объяснили мне попутчики, нужно выйти на просёлочную дорогу, и уж она-то приведёт к колонии.
И в самом деле, минут через двадцать передо мной предстаёт бетонный забор с вышками на углах, массивными железными воротами и небольшим помещением КПП — контрольно-пропускного пункта. В узком шлюзовом пенале КПП передаю в окошко служебное удостоверение. Молодой прапорщик охраны сначала внимательно рассматривает удостоверение, потом меня, затем спрашивает, к кому из сотрудников хочу пройти.
А к кому же ещё, как не к начальнику? Накануне ему уже сообщили о необходимости нашей встречи. Прапорщик снимает телефонную трубку, с кем-то говорит, просит меня подождать немного. Вскоре появляется пожилой седоволосый капитан и предлагает мне пройти за ним в «зону», в штаб.
— Я провожу вас к начальнику, — поясняет он.
— Как мне его называть? — интересуюсь по дороге.
— Майор Васильев. Николай Алексеевич.
Я слушаю, а сам всё невольно верчу головой. Я не робкого десятка, и по работе где только ни приходилось бывать. Но здесь, в «зоне», мне почему-то делается не по себе. Перед нами здание за зданием, и кажется, что вот-вот из-за угла одного из них кто-то из уголовников выскочит и бросится на тебя. Смешно, конечно, так думать. Однако думается, чёрт возьми, не в пионерский лагерь приехал! И прибавляю шаг. А ни у зданий, ни на дорожках между ними — ни души. Вот, правда, показывается один человек. В тёмной спецовке. Поравнявшись с нами, сдёргивает со стриженой головы такой же тёмный картуз, отступает в сторону и негромко произносит:
— Здравствуйте.
Отвечаем на приветствие и идём дальше. Я по-прежнему выкручиваю шею, но, кроме пышных цветников и газонов, больше ничто и никто не попадает в поле зрения.
Капитан улыбается мне:
— Я тоже здесь поначалу чуть не галопом бегал… Всё нормально! Не беспокойтесь.
— Я и не беспокоюсь, — отвечаю. — Чудно только: колония, и вдруг — цветы.
— Нравятся?
— Красивые.
— Вот… Затронуло вас. Глядишь, и у осуждённых при виде их в душе потеплеет, — замечает мой провожатый.
— А где другие-то? Пока одного лишь и встретили.
— Что ж им без дела болтаться. День только начался. Каждый на своём месте.
Так-так, посмотрим, что будет дальше, каким окажется начальник.
…А Васильев ещё относительно молод, лет сорока. Круглолицый, широкоплечий, по-военному подтянутый. Встречает меня в своём кабинете приятной, располагающей улыбкой. Энергично пожимает руку.
Выясняется, что Пикулин сейчас в школе, где учится в девятом классе. Так что встретиться с ним можно будет не раньше чем через два часа.
— А разве он ещё и учится? — задаю я наивный, наверное, вопрос, потому что Васильев смотрит на меня с удивлением.
— А как же! И не он один. Закон о всеобщем для населения страны обязательном среднем образовании действует и у нас, — не без удовлетворения отзывается он после небольшой паузы. — Без образования — что делать сегодня на свободе?
— Значит, школа хорошо вам помогает.
— И школа, и ПТУ, — снова с удовольствием подтверждает Васильев. — Мы ведь здесь и профессию даём, у кого её нет. Готовим токарей, слесарей, фрезеровщиков… А как же иначе?
— Резонно, — соглашаюсь я и прошу рассказать о Пикулине: что он за человек, как относится к работе и учёбе, к своему преступлению?
— Ну, сейчас-то он не на плохом счету, — быстро откликается Васильев. — В передовиках, правда, не ходит, но и замечаний особых не имеет. А вот два года назад — и слово из него не вытянуть было. Учиться отказывался, работать не хотел. Отрешённый был, нелюдимый… Срок-то ему большой дали, вот и считал, что ему теперь ни до чего нет дела, вся жизнь, мол, мимо проходит. Так что поработать с ним пришлось изрядно… Да вы посмотрите его личное дело, почитайте характеристики.
Васильев пододвигает мне толстущий том дела. Листаю страницы:
«По характеру он вспыльчив и дерзок, в коллективе ведёт себя обособленно. Ни с кем не переписывается, работать и учиться не желает. На убеждение и примеры о возвращении к честной трудовой жизни других таких же осуждённых не отзывается, к администрации и наставлениям относится с недоверием…»
«Согласился учиться в вечерней школе. Успевает по всем предметам. Впервые за два года выполнил на производстве месячное задание и был поощрён правами начальника отряда…»
Да… Тут всё как в зеркале. Интересно посмотреть теперь на самого Пикулина. Как-то у меня с ним сложится разговор?
В час дня Васильев вызывает дневального и просит привести Пикулина. Спустя несколько минут раздаётся негромкий стук в дверь.
— Войдите, — откликается Васильев. В кабинете появляется невысокий парень в тёмной хлопчатобумажной куртке и таких же брюках. Снимает с головы фуражку, вытягивается у порога и чётко докладывает, обращаясь к Васильеву:
— Гражданин майор, осуждённый Пикулин Игорь Константинович, статья 146, часть вторая, срок — семь лет, по вашему вызову прибыл.
— Проходите, садитесь, — приглашает его к маленькому столику Васильев.