— Повторяю, этот план ни к черту не годился. Почему
было не оставить его здесь, вместе с остальными, и не сделать из него этакого
паршивого, сопливого карманника?
— Вы только послушайте, что он говорит! —
воскликнул еврей, пожимая плечами.
— Да неужели же вы хотите сказать, что не могли бы
этого сделать, если бы захотели? — сердито спросил Монкс. — Разве вы
этого не делали десятки раз с другими мальчишками? Если бы у вас хватило
терпения на год, неужели вы не добились бы, чтобы его засудили и выслали из
Англии, быть может на всю жизнь?
— Кому бы это пошло на пользу, мой милый? —
униженно спросил еврей.
— Мне, — ответил Монкс.
— Но не мне, — смиренно сказал еврей? —
Мальчик мог оказаться мне полезен. Когда в договоре участвуют две стороны,
благоразумие требует считаться с интересами обеих, не так ли, милый друг?
— Что же дальше? — спросил Монкс.
— Я понял, что нелегко будет приучить его к
делу, — ответил еврей. — Он не похож на других мальчишек, очутившихся
в таком же положении.
— Да, не похож, будь он проклят! — пробормотал
Монкс. — Иначе он бы давным-давно стал вором.
— Чтобы испортить его, мне надо было сперва забрать его
хорошенько в руки, — продолжал еврей, с тревогой всматриваясь в лицо
собеседника. — Но я ничего не мог с ним поделать. Я ничем не мог его
запугать, а с этого мы всегда должны начинать, иначе наши труды пропадут;
даром. Что мне было делать? Посылать его с Плутом и Чарли? Довольно с меня и
одного раза, мой милый; тогда я трепетал за всех нас.
— Уж в этом-то я не виноват, — заметил Монкс.
— Конечно, конечно, мой милый? — подхватил
еврей. — Да я и не жалею теперь: ведь не случись этого, вы, может быть,
никогда бы не увидели мальчишки, а значит, и не узнали бы, что как раз его-то и
разыскиваете. Ну что ж! Я его вернул вам с помощью этой девки, а потом она
вздумала жалеть его.
— Задушить девку! — нетерпеливо сказал Монкс.
— Сейчас мы не можем себе это позволить, мой
милый, — улыбаясь, ответил еврей. — И к тому же мы такими делами не
занимаемся, иначе я бы с радостью это сделал в один из ближайших дней. Я этих
девок хорошо знаю, Монкс. Как только мальчишка закалится, она будет
интересоваться им не больше, чем бревном. Вы хотите, чтобы мальчишка стал
вором. Если он жив, я могу это сделать, а если… если… — сказал еврей,
придвигаясь к своему собеседнику, — помните, это маловероятно… но если
случилась беда и он умер…
— Не моя вина, если он умер! — с ужасом перебил
Монкс, дрожащими руками схватив руку еврея. — Запомните, Феджин! Я в этом
не участвовал. С самого начала я вам сказал — все, только не его смерть. Я не
хотел проливать кровь: в конце концов это всегда обнаруживается, и, вдобавок
человек не находит себе покоя. Если его застрелили, я тут ни при чем,
слышите?.. Черт бы побрал это логовище!.. Что это такое?
— Что? — вскричал еврей, обеими руками обхватив
труса, когда тот вскочил с места. — Где?
— Вон там! — ответил Монкс, пристально глядя на
противоположную стену. — Тень! Я видел тень женщины в накидке и шляпе, она
быстро скользнула вдоль стены!
Еврей разжал руки, и оба стремительно выбежали из комнаты.
Свеча, оплывшая от сквозняка, стояла там, где ее поставили. При свете ее видна
была только лестница и их побелевшие лица. Оба напряженно прислушивались:
глубокая тишина царила во всем доме.
— Вам почудилось, — сказал еврей, беря свечу и
поворачиваясь к своему собеседнику.
— Клянусь, что я ее видел! — дрожа, возразил
Монкс. — Она стояла, наклонившись, когда я ее увидел, а когда я заговорил,
она метнулась прочь.
Еврей с презрением посмотрел на бледное лицо своего
собеседника и, предложив ему, если он хочет, следовать за ним, стал подниматься
по лестнице. Они заглянули во все комнаты; в них было холодно, голо и пусто. Они
спустились в коридор и дальше, в подвал. Зеленая плесень покрывала низкие
стены; следы, оставленные улитками и слизняками, блестели при свете свечи, но
кругом было тихо, как в могиле.
— Ну, что вы теперь скажете? — спросил еврей,
когда они вернулись в коридор. — Не считая нас с вами, в доме нет никого —
только Тоби и мальчишки, а их можно не опасаться. Смотрите!
В подтверждение этого факта еврей выдул из кармана два ключа
и объяснил, что, спустившись в первый раз вниз, он запер их в комнате, чтобы
никто не помешал беседе.
Это новое доказательство значительно поколебало уверенность
мистера Монкса. Его возражения становились все менее и менее бурными по мере
того, как оба продолжали поиски и ничего не обнаружили; наконец, он начал
мрачно хохотать и признался, что всему виной только его расстроенное
воображение. Однако он отказался возобновить в тот вечер разговор, вспомнив
внезапно, что уже второй час. И любезная парочка рассталась.
Глава 27
заглаживает неучтивость одной из предыдущих глав, в которой
весьма, бесцеремонно покинута некая леди
Скромному автору не подобает, конечно, заставлять столь
важную особу, как бидл, ждать, повернувшись спиной к камину и подобрав полы
шинели, до той поры, пока автор не соблаговолит отпустить его; и еще менее
подходит автору, принимая во внимание его положение и галантность, относиться с
тем же пренебрежением к леди, на которую сей бидл бросил взор нежный и
любовный, нашептывая ласковые слова, которые, исходя от такого лица, заставили
бы затрепетать сердце любой девицы или матроны. Историк, чье перо пишет эти
слова, — полагая, что знает свое место и относится с подобающим уважением
к тем смертным, кому дарована высшая, непререкаемая власть, — спешит
засвидетельствовать им почтение, коего они вправе ждать по своему положению, и
соблюсти все необходимые церемонии, которых требуют от него их высокое звание,
а следовательно, и великие добродетели.
С этой целью автор намеревался даже привести здесь доводы
касательно божественного происхождения прав бидла и его непогрешимости. Такие
доводы не преминули бы доставить удовольствие и пользу здравомыслящему
читателю, но, к сожалению, за недостатком времени и места автор принужден
отложить это до более удобного и благоприятного случая; когда же таковой
представится, автор готов разъяснить, что бидл в точном смысле этого слова — а
именно: приходский бидл, состоящий при приходском работном доме и
прислуживающий в качестве официального лица в приходской церкви, — наделен
по своей должности всеми добродетелями и наилучшими качествами, и ни на одну из
этих добродетелей не имеют ни малейшего права притязать бидлы, состоящие при
торговых, компаниях, судейский бидлы и даже бидлы в часовнях (впрочем,
последние все-таки имеют на это некоторое право, хоть и самое ничтожное).