Мои южные ночи (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Владимировна Покровская cтр.№ 53

Буня, обезумевшая от счастья, вилась у моих ног, что выглядело, конечно, забавно теперь, когда она была уже взрослой, крупной и сильной собакой. Я обратила внимание, что задняя лапа ее, которая, по словам Федюни, утратила двигательные функции, с виду выглядела здоровой. И девочка моя лишь чуть припадала на нее при ходьбе.

– Да, это он меня к вам направил. Еще зимой. Но я все никак не могла до вас добраться. Пришлось выбивать по работе направление в ваши края.

Он непонимающе посмотрел на меня, и я пояснила:

– Я военный корреспондент. Работаю на телеканале армейской тематики. Теперь вот по заданию редакции прибыла в Сунжегорск и, наверное, поживу тут некоторое время.

– Значит, мы с вами в каком-то смысле коллеги, – кивнул Виноградов.

– Да, – улыбнулась я.

И он тоже скупо улыбнулся мне в ответ. Удивительно было, как преобразила его лицо эта неяркая, осторожная улыбка. У уголков глаз залегли озорные лучики, черты будто осветились изнутри мягким теплым светом. И бывалый капитан стал похож на мальчишку, сорванца, мечтателя и фантазера. Мне захотелось протянуть руку и прикоснуться к его коротко остриженным волосам, но я, конечно же, этого не сделала.

– Константин… – начала я.

И он поправила меня:

– Просто Костя.

– Костя, скажите, а как у Буни с лапой? Федюня говорил мне, что после ранения она осталась хромой.

– Да, Найда… – заговорил он и тут же поправился: – То есть Буня…

И собака моя вскинула голову, посмотрела на него этаким озорным взглядом, будто говоря: «Ага, ты теперь знаешь мое настоящее имя? Что ж, я позволю тебе звать меня так. Ты – человек стоящий».

Костя начал мне рассказывать о том, как возил Буню к ветеринару в Сунжегорск, что прописал доктор и каких результатов в лечении ему удалось достичь. Буня же, немного успокоившись, прилегла у наших ног. Мне трудно было пересилить себя и не прикасаться к ней каждую минуту. Я все еще не могла поверить, что мои поиски, занявшие больше года, наконец окончены. Что Буня здесь, со мной, что мы вместе. Что она жива и ничто ей больше не угрожает.

– Спасибо вам! – со всей искренностью сказала я, когда он закончил рассказ.

Но он лишь отмахнулся, словно об этом и говорить не стоило.

Несмотря на счастье, затопившее меня целиком, на умиротворение, которое снизошло на меня в этом тихом дворе, на душе было неспокойно. Я понимала, что все ближе назревает необходимость главного вопроса: позволит ли мне Костя забрать мою девочку? Не воспротивится ли он, не начнет ли настаивать, чтобы Буня осталась у него? И несмотря на вспыхнувшую в одно мгновение симпатию к этому мужчине, я внутренне уже приготовилась драться, отстаивать свое право быть единственной Буниной хозяйкой.

Костя замолчал, как будто услышал мои мысли. Потом вдруг поднялся и ушел в дом. Я слышала, как он гремит чем-то в комнате и недоуменно переглядывалась с Буней. Что все это значит? Через несколько минут капитан Виноградов вышел, в руках он держал поводок, намордник, пакет, в котором глухо булькали какие-то пузырьки, собачью подстилку и миску. Спустившись по щелястому крыльцу, он молча протянул все это мне.

– Что это? Зачем? – не поняла я.

И он отозвался глуховато:

– Вы же ее заберете.

И меня едва с ног не сшибло обрушившейся на меня лавиной самых разнообразных эмоций. Тут была и жгучая радость, разом затопившая грудную клетку – он отдавал мне Буню, мою Буню! Мне не нужно было спорить с ним, отстаивать, добиваться. Он сам готов был вручить мне судьбу моей девочки, которую когда-то у меня отобрали.

Но была тут и боль, неприятно занывшая под ложечкой. К этому времени я уже хорошо знала, что цветистые проявления чувств, которыми так любил щеголять мой уже забытый недолгий муж Гоша, почти всегда фальшивы. Истинные же эмоции, самые глубокие, самые болезненные, чаще всего прячутся под маской сдержанности, невозмутимости, безразличия. И этот человек, которого я едва узнала и к которому меня сразу потянуло всей силой моего одиночества, сейчас глубоко страдал, отдавая мне единственное живое существо, с которым сроднился. Я понимала это так же четко, как и то, что оставить Буню с ним я не смогу, как бы больно мне за него ни было.

Я растерянно приняла из его рук вещи, он же, больше не обращая на меня внимания, присел на корточки рядом с Буней и вполголоса заговорил с ней:

– Что, уезжаешь? Рада небось, а? Вижу, что рада. Дождалась свою хозяйку. Настоящую. Что ж, не поминай лихом. Неплохо вроде мы тут с тобой жили, а? Ну-ну, ничего. Мы еще повоюем, а?

Буня терлась о его руки, благосклонно принимала ласки, но в то же время все косила хитрым глазом на меня – не уйду ли, не оставлю ли ее здесь. И Костя, конечно, это замечал.

И тогда я, не в силах больше выносить эту сцену, сказала вдруг:

– Слушайте, Костя. Водитель мой все равно уехал, как мне сейчас, под вечер, выбираться из вашей глухомани, я ума не приложу. Давайте мы с Буней переночуем у вас, если не возражаете. А уж утром подскажете нам, как до дома добраться.

И едва не вздрогнула от того, как разом просиял сдержанный капитан.

Тот вечер получился одним из самых теплых, радостных и счастливых вечеров в моей жизни. Костя, обрадованный тем, что час разлуки с Буней откладывается, засуетился, сбегал куда-то за мясом, принялся разводить мангал. Я помогала ему хозяйничать, Буня же, кажется, просто млела от того, что все было так хорошо, мирно и спокойно. Никогда еще в жизни я не ела такой вкуснейшей бараньей похлебки, никогда не видела над головой такого бездонного, головокружительного, усыпанного серебром неба, которое накрыло нас своим куполом, когда зашло солнце.

Мы с Костей говорили немного. Он вообще был из породы молчунов. Лишь иногда, под моими вопросами сдавался и скупо рассказывал что-то о своей службе до ранения, о том, где ему довелось побывать, что повидать. О войне же отмалчивался, лишь коротко встряхивал головой и говорил:

– Что вспоминать?

Зато он с большим увлечением рассказал мне, как моя девочка помогла задержать контрабандистов. И Буня, тоже прислушивавшаяся к его рассказу, гордо поводила мордой.

Когда же пришла пора спать, я прошла в выделенную мне капитаном комнату и перед тем, как забраться в кровать, выглянула в окно, удивленная, что Буня ко мне не идет. Мне так долго мечталось об этом – как мы с ней снова заснем вместе, счастливые от того, что находимся рядом, слышим дыхание друг друга. Ночь за окном стояла темная, кромешная, однако же мне удалось различить в черноте два силуэта – Буни и Кости. Они сидели рядом, капитан изредка прикасался рукой к холке моей девочки. Но ничего не говорил, не вздыхал, лишь чуть сутулил плечи. И столько было в этой картине утробной неизбывной тоски, что мне снова вдруг стало больно дышать. Почему же мне в этой истории теперь выпала роль разлучника, человека, который должен был вырвать у матерого капитана сердце и растоптать его на пыльной дороге?