– Бух-бух-бух, – рассказываю я ей о своих планах, обнимаю ее лапы и прикрываю глаза.
Однажды рано утром мы с Любимой выходим из нашего двора и отправляемся гулять. Солнце еще только начинает подниматься над горными вершинами, и все вокруг залито теплым розовым светом. На траве серебрятся капли росы, мне нравится сбивать их носом и смотреть, как они, переливаясь, рассыпаются в разные стороны. Пахнет свежестью, влажной землей, зеленью и простором.
Потом я замечаю в стороне, за камнем, какое-то шевеление и устремляюсь туда. А когда возвращаюсь, Любимая в притворном испуге говорит мне:
– Буня, фууу, какая ты злая собака, как не стыдно!
Но я-то знаю, что на самом деле она не злится, наоборот, понимает, что я сделала это для того, чтобы ей понравиться этим утром.
Я стою с пойманной мышью в зубах и не знаю, что мне дальше предпринять. Бросить добычу жалко: я так ловко отыскала ее за камнем, поддала лапой, отчего та пискнула и тут же перестала шевелиться. Тогда я аккуратно взяла поверженную мышь в пасть и принесла Любимой. Во-первых, вдруг она не знает, как ловко я умею ловить мышей, котов и кроликов. А обнаружив такие мои таланты, обязательно обрадуется. А во-вторых, эта мышь может пригодиться нам в хозяйстве. Как именно, я не знаю, но стоит все же иметь это в виду.
Однако Любимая требует немедленно бросить добычу, и я, делать нечего, кладу ее на асфальт и для верности плюю несколько раз, избавляясь от мышиного послевкусия. По всей видимости, Любимая осталась недовольной и решила уйти от меня вперед, но я тут же догоняю ее, принимаю виноватый вид и ступаю за Любимой лапа в лапу, всем видом демонстрируя свое смирение. Не знаю, может быть, моя Богиня предпочла бы кошку или, на худой конец, крота? Между прочим, в этих местах их водится вдоволь. Я слышу их каждый раз, когда мы выходим на прогулку, просто не говорю Любимой. Эта мысль придает мне уверенности, я забегаю вперед и пролаиваю свое предположение, стараясь при этом выглядеть покорно, но в то же время не теряя достоинства.
Однако Любимая произносит серьезным голосом:
– Буня, не приноси мне больше ни кротов, ни мышей, ни тем более кошек. Они тоже хотят жить, мне это неприятно… – И добавляет совсем грустно: – Ты же умная девочка, ну пожалуйста…
И я согласно киваю. Я готова на все, я просто не знала, что Любимой не понравится моя хозяйственность…
А затем она произносит уже гораздо веселее:
– Мы сегодня пойдем на пруд? Хочешь на пруд, Буня?
Пруд? Не ослышалась ли я? Да, я очень, очень хочу на пруд! Я выражаю это всем своим видом, танцую и улыбаюсь, тут же забыв про неудачу с мышью, и радостно подпрыгиваю от нетерпения.
А после мы с Любимой идем в сторону леса, и нам встречаются разные люди. Почти все они в военной форме. Я приосаниваюсь, пусть все видят, какая у меня хозяйка – высокая, статная, да и шерсть у нее пообросла, и лапы ее теперь не кажутся совсем уж слабыми. Хорошие такие лапы, сильные. Высокая у меня хозяйка, стройная и смелая, совсем как я. Ни у кого такой нет, она одна у меня такая.
И люди в военной форме замечают нас, один даже оборачивается и свистит вслед. Я тут же напрягаюсь, дергаю поводок и подумываю немедленно объяснить глупышу, как следует обращаться с моей Любимой, однако та еле слышно приказывает мне забыть несмышленыша и напоминает, что впереди нас ждет пруд. Пруд!
Вскоре мы уже оказываемся на берегу. Это место хорошо знакомо мне и чем-то напоминает то, куда мы ездили гулять очень-очень давно, когда я была еще глупым жизнерадостным щенком. Любимая садится на камень, я же суюсь мордой в воду и пытаюсь ухватить зубами край плывущего по ней облака. И вдруг неподалеку от нас останавливается машина, а из нее выгружается семья – отец, мать и трое детей: две девочки и мальчик. Дети с радостными криками бегут к воде, Любимая же настороженно поднимается и хватает меня за ошейник. Знает, что я никому не позволю к ней приблизиться. Глуповатая она у меня и доверчивая, кто знает, что с ней может случиться, если я не прослежу.
И вдруг отец семейства направляется к нам. А я замечаю, что он чем-то похож на Костю. Не шерстью – она у него черная с белым, и не мордой – на морде у него растет такая же густая черно-белая шерсть. Но какой-то повадкой, выправкой, уверенными, нерезкими движениями.
– Здравствуйте, – вежливо говорит он Любимой.
Я настороженно смотрю на него, готовая, если будет нужно, броситься в бой. Но почему-то этот человек располагает к доверию.
– Это кто же у вас такая? – улыбается он, глядя на меня, и присаживается на корточки, становясь со мной почти одного роста.
– Это Буня, – говорит ему Любимая. – Вы осторожней, пожалуйста! Она у меня боевая.
– Вижу, – тянет мужчина. – Сам в погранвойсках служил, разбираюсь. Какая же ты красавица, Буня!
Я не улыбаюсь ему, пусть не думает, что купил меня своими сладкими словами. Но и желания броситься и прогнать от нас этого незнакомца не испытываю. Все-таки он похож на Костю. И моя Богиня, кажется, тоже это замечает, смотрит на него задумчиво.
Дети резвятся у воды, посматривая на меня с опасливым интересом, их молчаливая мать сидит чуть поодаль, а человек, похожий на Костю, негромко беседует с моей Хозяйкой. Она слушает его, кивает, а потом вдруг вскидывает голову и спрашивает:
– Извините, а вы не могли бы отвезти нас с Буней в село Новосунженское? У нас там… друг живет. Очень хороший человек, вы мне его чем-то напомнили. Мы вот обещали с Буней его навестить, да все как-то не соберемся. Или, может быть, вам неудобно, собака салон в машине испачкает?
Черноголовый смотрит на Любимую с укором и отвечает:
– Знаете притчу нашу местную, сунжегорскую? О том, как одному великому грешнику после смерти все простилось лишь за одно доброе дело – за то, что он напоил и накормил умирающую от голода собаку? Конечно, я вас отвезу. Добрых друзей забывать нельзя. А машина – машину и помыть можно, не развалится.
Любимая оборачивается ко мне и говорит, блестя глазами:
– Буня, мы едем к Косте, к капитану Виноградову. В гости. Хочешь?
Хочу ли я? Конечно же, хочу! Хоть и придется снова трястись по извилистой дороге и томиться в тесноте. Я очень хочу! Мне и самой тревожно за Костю. Хоть он и не моя Любимая, но я все равно чувствую за него какую-то ответственность. И мне грустно думать, что он остался там без меня совсем один. Один сидит во дворе, один помогает бабе Наде поливать огород, один ходит ловить врагов, везущих в кузове машины то, что нельзя, то, что пахнет бедой и угрозой.
И вот мы с Любимой садимся в машину к Черноголовому и долго едем по уже знакомой мне дороге. В конце пути, выгрузившись на тихой, залитой солнцем улице, моя Богиня горячо благодарит водителя:
– Спасибо вам! Хороший вы человек, отзывчивый!
Тот же только отмахивается и, улыбнувшись, спрашивает:
– Подождать вас?