Лили понимала: она не должна злиться на Шона за то, что он
переехал в дом ее лучшей подруги, воспитывает ее детей и стал частью их жизни.
Для детей это самое подходящее решение на первое время, а может, и навсегда.
Однако Лили не устраивало, что ее постепенно отстраняют. Лили не знала, кто она
теперь — учительница, друг семьи, пятое колесо в телеге? Встреча с Морой этим
утром не только смутила Лили, но и заставила осознать, что у нее в этом доме
нет власти, нет голоса.
— Как дела в школе? — поинтересовалась она, пытаясь
разговорить Камерона.
— Нормально, — послышался предсказуемый ответ.
— Я это заслужила, — призналась Лили. — Ладно, попробуем еще
раз. Как дела с твоей работой по истории государства?
— Продвигаются.
— Он еще даже не начал, — сообщила Чарли.
— Заткнись! — Камерон ткнул ее локтем.
— Не смей так с ней говорить, — предупредил его Шон.
— Может, тебе нужна помощь? — спросила Лили.
— Мне ничего не нужно. — Мальчик снова отпил колу из банки.
Лили хотела о многом расспросить Камерона. Она с интересом
послушала бы, почему он боится садиться за руль, но догадывалась, что сейчас не
время и не место для такой беседы. Лили постепенно училась обращаться с членами
этой семьи. Очень важно было выбрать правильный момент.
Когда они проезжали мимо Эхо-Ридж, Шон остановил машину.
— Что за черт?
Лили уже вознамерилась сделать ему замечание за такие
выражения, однако, увидев поле для гольфа, потеряла дар речи. На обочине дороги
стояла полицейская машина, офицер делал записи в блокноте. Кто-то взрыл
колесами машины часть газона, выходившую к дороге. Кроме того, газон подожгли,
видимо, облив его горючей жидкостью. Во рву с водой, прилегавшем к песчаному
участку, лежал полузатопленный карт. Сотрудники и члены клуба стояли вокруг,
очевидно, пытаясь решить, с чего начать восстановление поля.
Шон открыл дверцу и вылез из машины.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Лили у Камерона.
Он пожал плечами.
— Наверное, прошлым вечером у кого-то было много свободного
времени.
Лили почувствовала странный спазм в области желудка.
— Откуда ты знаешь, что это случилось прошлым вечером?
— Едва ли это сделали при свете дня, — сказал он.
— Не понимаю! Кому понадобилось сотворить такое?
Камерон снова пожал плечами.
— Наверное, некоторым людям просто нравится что-нибудь
портить.
В машину вернулся Шон.
— Вандализм, — сказал он. — Ущерб оценивается в пять тысяч
долларов. Если окажется, что газон придется менять полностью, сумма увеличится
в десять раз.
— Тебе нужно остаться? — спросила Лили. Тем самым она давала
ему возможность улизнуть. И Шон вполне оправданно позволил бы ей самой отвезти
детей в Портленд.
— Я сказал им, что занят. — Шон пристегнул ремень. — У них
есть номер моего сотового.
По пути они строили предположения о том, что там произошло.
Они пришли к заключению, что, скорее всего, преступление совершили подростки.
Карт принадлежал одному из членов клуба, и тот, по словам Шона, часто оставлял
его незапертым. Больше он не станет этого делать.
— Газон был такой ухоженный, — заметила Лили. — Неужели его
восстановят в прежнем виде?
— Точно таким он уже не будет.
— Это ужасно. О чем только думали эти подростки?
— Уверен, они вообще ни о чем не думали. Ну ладно. Поле
можно привести в прядок. Трава после пожара будет расти еще лучше.
Дом престарелых «Голден Хиллз» находился в красивом месте, с
видом на реку Колумбия и заснеженную вершину горы Худ, поднимавшуюся в
отдалении. Кристел вместе с матерью выбрала это место уже давно, когда с ней
случился первый инсульт, после которого она восстановилась лишь частично. В
марте обширный инсульт чуть не свел ее в могилу.
— Иногда, — говорила Кристел Лили, — я думаю, что ей было бы
лучше тогда умереть.
Инсульт отнял у нее все воспоминания, все то, благодаря чему
она была собой.
Лили казалось ужасным влачить такое существование. После
долгих лет полноценной, насыщенной событиями жизни Дороти осталась прикованной
к постели и теперь даже не знала, что у нее была дочь, которая умерла, и есть
внуки, любящие ее.
— Бабушка сейчас все время лежит в кровати, — сказала Чарли
Шону, когда они подошли к козырьку над входом. — Ее даже в инвалидном кресле
больше не возят.
Он взял девочку за руку.
— А какой она была, пока не заболела?
— Самой лучшей в мире. — Чарли вприпрыжку шла рядом с ним.
— Наверняка. — Шон поднял руку, и Чарли, словно в танце,
покружилась, держась за нее.
— И я! — Эшли попыталась высвободиться. — И я!
Перед дверями дома престарелых Шон покружил обеих девочек, и
этот танец отразился в огромных стеклах фойе.
«Итак, в доме полный беспорядок, а его девушка остается там
на ночь, — подумала Лили. — Зато он танцует с племянницами». Она бросила взгляд
на Камерона: он тоже смотрел на них с легкой, загадочной улыбкой. Впрочем,
улыбка исчезала, едва он понял, что Лили повернулась к нему. Она заподозрила,
что он очень зол и не уверен в себе.
— Когда ты видел ее в последний раз? — спросила Лили.
— Месяц назад. Мы принесли фотографии, чтобы повесить у нее
в комнате. Она была довольно плоха. — Камерон сделал шаг к автоматическим
дверям, и они разъехались в стороны. — Наверное, она скоро умрет. — Камерон
вошел внутрь.
Несмотря на красивые сады и роскошный, современный внешний
вид здания, было очевидно, что люди проводят здесь самый тяжелый период своей
жизни. Странная тишина стояла в фойе и длинных коридорах, по обе стороны
которых располагались двери, достаточно широкие, чтобы в них проходила
инвалидная коляска. Сквозь ароматы освежителей пробивались неистребимые запахи
мочи и дезинфекции.
Персонал дома престарелых был не в медицинских халатах, а в
обычной одежде. Лили казалось, что они похожи на стюардесс в самолете или
крупье в казино. С пациентами здесь обращались уважительно и сочувственно, и
Дороти сразу же обратила на это внимание — тогда она еще замечала подобные
вещи.
Кристел признавала, что для нее слишком дорого содержать
мать в этом доме, но это не беспокоило ее.
Когда они направились к комнате Дороти, Лили взглянула на
Камерона.
— Это было жестоко — говорить так. Надеюсь, сестры не
слышали тебя.
Его ответ удивил ее.
— Если бы они могли услышать, я не сказал бы этого.