— Наверное, мне лучше спать в чем-нибудь еще. Дядя Шон
подарил мне футболку «Американских моторов».
— У меня есть идея, — сказала Лили. — Давайте-ка все вместе
пойдем на турнир.
— Дядя Шон просил нас остаться с миссис Фостер.
После вчерашнего разговора он, вероятно, решил, что Лили не
придет на игру. Но это означало лишь то, что он все еще плохо знал ее. Конечно,
вчера Лили выставила его, а он, не возражая, ушел, но визит родителей убедил
ее, что любовь важнее любой ссоры.
— Поскорее одевайся, — сказала она Чарли. — А я сообщу
миссис Фостер, что сегодня она свободна.
Шон заметил, что без Лили и девочек играет совсем
по-другому. Это показал уже первый удар, хотя Шон делал все, чтобы их
отсутствие не сказалось на его результатах. Они не просто были его зрителями —
Шон играл ради них. Когда они смотрели на него, он мог предсказать каждый удар
с точностью до миллиметра.
Без них это была просто игра. Игра, в которой он добился
кое-каких успехов, а еще способ неплохо провести день и посмотреть, чем все
закончится.
Камерон изучал положение его мяча на фервее. Мяч лежал
идеально — одним ударом его можно было выбить на грин.
— В чем дело? — спросил Камерон.
— Все нормально, — ответил Шон. — Почему ты спрашиваешь?
— Ха! Я видел, как ты бил.
— Он упал туда, куда я целился.
— Потому что ты хороший гольфист и тебе везет, но уже пора
взяться за игру всерьез.
Шон наблюдал за Камероном, пока они вместе направлялись к
мячу.
— Ты говоришь так же, как твой отец.
Камерон улыбнулся и расправил плечи.
— Да? — Когда они подошли к мячу, он порылся в карманах и
достал оттуда индийский пенни, старый талисман Шона. — Я подумал, что он тебе
пригодится. Так, на всякий случай.
Шон кивнул и взял у него монетку. Камерон хотел, чтобы дядя
выиграл, поэтому нужно было приложить усилие и перестать думать о Лили. Он
чувствовал себя отвратительно из-за того, как они расстались. Конечно, Шону не
стоило набрасываться на нее. Его побудила к этому не злость, а страх потерять
Эшли. Ведь если Шон не кровный родственник Эшли, у него нет никаких прав на
нее.
Поэтому Шон и не мог забыть о Греге Дункане. Они
поддерживали приятельские отношения, но после вчерашнего разговора между ними
возникло напряжение.
Отъехав от дома Лили, Шон долго кружил по улицам, размышляя
над ее словами. Эту проблему нельзя решить, громоздя одну ложь на другую. Преодолев
внутреннее сопротивление, он направился к Грегу Дункану, у них состоялся долгий
и тяжелый разговор.
Этим утром Шон рассказал Камерону о сделке, заключенной с
Дунканом. Если что-то и помогало Шону продолжить сегодняшний раунд, так это
лицо Камерона. С мальчика свалился груз опасений. Теперь он знал, что Эшли не
передадут в чужие руки.
— Осталось только доиграть до конца, — заметил Камерон.
Сейчас, глядя на племянника, Шон видел, как повзрослел он за
это лето. Озлобленность исчезла, и, хотя скорбь останется в его душе навсегда,
теперь он справлялся с ней, как мужчина.
— Что? — спросил Камерон.
— В каком смысле «что»?
— Ты как-то странно смотришь на меня. В чем дело?
— Ни в чем, — ответил Шон. Потом понизил голос и сказал: — Я
горжусь тобой.
Услышав ответ Камерона, Шон пожалел, что не сказал этого
раньше.
— А я — тобой, — сказал племянник.
Хотя Шон лидировал, Дункан выиграл предыдущую лунку, что
давало ему право первого удара на восемнадцатой. Это была сложная лунка длиной
четыреста ярдов, пара, и Дункану предстояло сделать игл — пройти лунку,
выполнив на два удара меньше пара, — чтобы победить.
Первым ударом Дункан отправил мяч вперед на триста двадцать
ярдов, и он приземлился в середине фервея.
Впервые за время этого турнира сердце Шона сжалось. Это был
неподходящий момент для нервного срыва. Он посмотрел на лунку, примеряясь к ней
и вспоминая, сколько раз успешно проходил ее прежде. Ему хотелось, чтобы Лили и
девочки были здесь. Черт, ему хотелось, чтобы Дерек был здесь. Чемпионом был
Дерек, а не он. Глупо пытаться занять его место.
Шон понял, что удар не удался, в тот самый момент, когда
железная головка клюшки коснулась мяча. Сразу после этого он увидел, как мяч
поднимается слишком высоко, а потом падает на раф.
— Два штрафных очка, — театральным шепотом провозгласил
комментатор.
Дункан нагонял Шона; после следующего удара его мяч оказался
всего в нескольких дюймах от лунки. Зрители переговаривались, предвещая победу
то одному, то другому игроку.
Шон подошел посмотреть, как лежит мяч на рафе. Камерон
молчал, но Шон ощущал напряжение, исходившее от него. Шона охватили сомнения.
Что, черт побери, он делал? Кем себя возомнил? Дереком Холлоуэем?
Шон опустил клюшку на жесткую траву рядом с мячом. Он видел,
как поникла трава и мяч сдвинулся — едва заметно — прикоснувшись к головке
клюшки. Касание было легким, как мимолетный поцелуй. И все-таки мяч коснулся
клюшки.
Вот и все. Правила были жесткими. Он должен сообщить о
касании, а это означало штрафные очки.
Никто ничего не заметил. Даже Камерон. Шон мог бы
промолчать, вывести мяч с рафа и продолжить игру, что было бы более чем
разумно.
Он начал поднимать руку, чтобы подозвать наблюдателя.
— Дядя Шон, — прошептал Камерон, — пожалуйста!
Шон понял, что мальчик видел, как мяч коснулся клюшки. В
гольфе все как в жизни. Тайное всегда становилось явным. Окажись Дерек в такой
ситуации, он скрыл бы касание. Дерек всегда делал все возможное, чтобы
выиграть. «Но это не игра Дерека, — подумал Шон. — Она моя». Он посмотрел
племяннику в глаза и поднял руку. Камерон чуть не заплакал, однако лицо его
выражало восхищение.
Зрители заволновались, когда Шон сам навлек на себя штрафные
санкции. Даже Дункан был изумлен. Шон чувствовал себя удивительно спокойно. Только
что он одним ударом проиграл турнир.
Потом Шон заметил что-то у ограждения — белое в разноцветный
горошек. Он выпрямился и рассмеялся.
— Лучше поздно, чем никогда, девочки, — сказал Шон, хотя и
знал, что они не слышат его. Их куртки и кепки выделялись в толпе. — Лучше
поздно, чем никогда.
Камерон тоже улыбался.
— Я знал, что они придут.
— Конечно, знал. А сейчас отойди. Мне нужно выбить мяч на
грин.
К чести Камерона, он не выказал своих сомнений. Шон ощутил
прилив энергии. Мысль о том, что Лили пришла на турнир, несмотря на горькие
слова, произнесенные ими прошлым вечером, вселила в него уверенность. Он занес
в воздух клюшку.