345 Символ точки встречается и в алхимии, где обозначает тайную субстанцию: у Михаэля Майера
[666] он отражает «чистоту или однородность эссенции». Это – «punctum solis»
[667] в яичном желтке, из которой вырастает цыпленок. У Кунрата он представляет Sapientia в форме «соляной точки»
[668]; у Майера символизирует золото
[669]. Для комментатора «Tractatus aureus» это – срединная точка, «circulus exiguus» и «mediator», примиряющий враждующие стихии и «посредством непрерывного вращения преобразующий угловатую форму квадрата в круговую, подобную ему самому»
[670]. Для Дорна «punctum vix intelligibile» – отправная точка творения
[671]. Аналогичным образом Джон Ди утверждает, что все вещи произошли от точки и монады
[672]. В самом деле, Бог одновременно и окружность, и ее центр. У Милия точкой называется птица Гермеса
[673]. В «Novum lumen» она – дух и огонь, жизнь тайной субстанции, подобная искре
[674]. Такое понимание точки более или менее совпадает с представлениями гностиков.
346 На основании приведенных цитат мы видим, как Христос был ассимилирован в символы, также означавшие Царство Божье, например горчичное зерно, спрятанное сокровище и драгоценную жемчужину. Он и его царство имеют одинаковое значение. Такое растворение личности Христа всегда вызывало возражения, однако при этом не осознавалось, что оно в то же время отражает ассимиляцию и интеграцию Христа в человеческую психику
[675]. Результат виден в росте человеческой личности и развитии сознательности. Данные специфические достижения в наш антихристианский век находятся под большой угрозой, исходящей не только от социополитических иллюзорных систем, но и, прежде всего, от рационалистического высокомерия, отрывающего наше сознание от его трансцендентных корней и ставящего перед ним имманентные цели.
XIV. Структура и динамика самости
1
347 Примеров, приведенных в предыдущей главе, должно быть достаточно для описания прогрессирующей ассимиляции и амплификации архетипа, лежащего в основе эго-сознания. Вместо того чтобы без необходимости увеличивать их число, я попытаюсь резюмировать их так, чтобы в результате получить общую картину. Из различных намеков, оброненных Ипполитом, очевидно, что многие из гностиков были хорошими психологами. Так, он приводит их высказывания о том, что «душу нелегко отыскать и постичь»
[676] и что не менее трудно познание целого человека: «ибо познание человека есть начало целостности (
), но познание Бога есть совершенная целостность (
)». Климент Александрийский говорит в «Педагоге» (III, 1): «Прекраснейшей и важнейшей из всех наук несомненно является самопознание. Потому что кто сам себя знает, тот дойдет до познания и Бога». Моноим пишет в письме к Феофрасту: «Ищи его, исходя из себя, и узнай, кто завладевает всем в тебе, говоря: мой бог, мой дух, мое разумение, моя душа, мое тело; узнай, откуда приходят горе и радость, и любовь и ненависть, и невольное бодрствование, и невольный сон, и невольный гнев, и невольная влюбленность. Ежели ты вблизи изучишь все это, то найдешь Его в себе, – Единого и Многого, подобного той малой точке [
], ибо в себе ты найдешь начальную точку перехода и избавления своего»
[677].
348 Читая этот текст, нельзя не вспомнить индийское представление о самости как брахмане и атмане, например в «Кена упанишаде»: «Кем движимый и побуждаемый летит разум? Кем вызванное к жизни возникает первое дыхание? Кем движима эта речь, (которую) произносят? Какой бог воззвал к жизни глаз и ухо? Оставив то, что (является) ухом уха, разумом разума, речью речи… мудрые становятся бессмертными… Что невыразимо речью, чем выражается речь… что не мыслится разумом, чем мыслит разум – знай: то и есть Брахман»
[678].
349 В «Брихадараньяка упанишаде» (раздел «Яджнавалкья») дано косвенное определение: «Тот, кто, находясь во всех существах, отличен от всех существ, кого все существа не знают, чье тело – все существа, кто изнутри правит всеми существами, – это твой Атман, внутренний правитель, бессмертный… Нет другого, кто видит, кроме него; нет другого, кто слышит, кроме него; нет другого, кто мыслит, кроме него; нет другого, кто познает, кроме него. Это – твой Атман, внутренний правитель, бессмертный. Все остальное подвержено страданию»
[679].
350 В индийских влияниях у Моноима, которого называли «арабом», нет ничего невозможного. Его утверждение важно, ибо оно показывает, что уже во II веке
[680] эго считалось экспонентом всеобъемлющей целокупности, самости, – мысль, с которой даже в наши дни знакомы далеко не все психологи. Подобные прозрения на Ближнем Востоке и в Индии – продукт интенсивных интроспективных наблюдений, которые могут быть только психологическими. Гносис, несомненно, есть психологическое знание, содержания которого происходят из бессознательного. Он пришел к ним посредством сосредоточения внимания на «субъективном факторе»
[681], эмпирически состоящем в доказуемом влиянии, которое коллективное бессознательное оказывает на сознательную психику. Это объясняет поразительный параллелизм между гностической символикой и открытиями психологии бессознательного.